«Отчего все святые апостолы, все до единого приняли мученический венец, погибли на крестах, были усечены мечом, а апостол Иоанн Богослов дожил до глубокой старости и мирно скончался? — спросил как-то батюшка Алексий, — оттого, что у апостола Иоанна была такая безпримерная, великая, неодолимая христианская любовь, что ее силе и мучители покорялись, и гонителей обезоруживала она, их злобу она загасила и превратила в любовь». У о.Алексия была именно такая любовь к ближним, и все его наставления, проповеди и слова — о любви. Он был богат этой милующей любовью, и каждому приходящему казалось, что именно его о.Алексий любит больше всех.
Алексий Мечёв родился 17 марта 1859 года в Москве в благочестивой семье регента кафедрального Чудовского хора.
С рождения жизнь о.Алексия связана с именем Cвятителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского. Он в своё время спас отца Батюшки от смерти на морозе и, увидев в этом промысел Божий, в дальнейшем заботился о спасённом ребёнке, а в последствии и о его семье.
Во время рождения о.Алексия (а роды у его матери, Александры Дмитриевны, были трудные) молился вместе с Алексеем Ивановичем Мечёвым об удачном разрешении его жены от бремени и предсказал: «Родится мальчик, назови его Алексием в честь празднуемого нами сегодня св. Алексия, человека Божия ».
Алексий рос в семье, где царила живая вера в Бога, любовь, добросердечное отношение к людям.
Всю жизнь отец Алексий с благоговением вспоминал о самоотверженном поступке матери, которая взяла к себе свою сестру с тремя детьми после смерти ее мужа, несмотря на то, что и самим было тесно с тремя своими детьми - сыновьями Алексеем и Тихоном и дочерью Варварой. Для детей пришлось соорудить полати.
Алексей отличался тихим, миролюбивым характером, любил развеселить, утешить, пошутить. Но от шумного веселья удалялся, в разгар игр вдруг становился серьезен и убегал. За это прозвали его «блаженный Алешенька».
Учился Алексий Мечёв в Заиконоспасском училище, затем в Московской духовной семинарии, после окончания которой мечтал поступить в университет и стать врачом, чтобы наиболее плодотворно служить людям. Но мать воспротивилась этому: «Ты такой маленький, где тебе быть доктором, будь лучше священником ». Алексию было тяжело оставить свою мечту, но против воли горячо любимой матери не пошёл. Впоследствии он понял, что обрёл своё истинное призвание, и был очень благодарен матери.
По окончании семинарии Алексий был определен в Знаменскую церковь Пречистенского сорока. Настоятель храма отец Георгий был человек крутой и придирчивый. Он требовал от псаломщика выполнения и таких обязанностей, которые лежали на стороже, обходился грубо, даже бил. Но Алексий все сносил безропотно и не высказывал жалоб. Впоследствии он благодарил Господа, что он дал ему пройти такую школу. Уже будучи священником отец Алексий пришел на отпевание отца Георгия, со слезами благодарности и любви провожая его до могилы.
«Таких людей надо любить как благодетелей », - учил он в дальнейшем своих духовных детей. Они указывают на недостатки, которые мы сами за собой не замечаем, и помогают нам бороться со своим «яшкой». Два у нас врага: «окаяшка» и «яшка» - батюшка называл так самолюбие, человеческое «я».
В 1884 году Алексий Мечёв женился на дочери псаломщика 18-летней Анне Петровне Молчановой и был рукоположен во диакона. К Анне сватались женихи-семинаристы, но она всем отказывала. Но лишь только познакомилась с Алексием, твердо сказала матери-вдове: «вот за этого маленького – пойду ». Брак его был счастливым. Анна Петровна была с «характером» и на фотографиях ранней молодости смотрела из-под нахмуренных бровей. Но взаимная любовь этот характер заметно улучшила. На дальнейших снимках этот взгляд потеплел, напряженность черт лица сгладилась. Анна нежно любила мужа и глубоко сочувствовала ему во всем. Но она страдала тяжелым заболеванием сердца, и здоровье ее стало предметом его постоянных забот. В жене отец Алексий видел друга и первого помощника на своем пути ко Христу, он дорожил дружескими замечаниями жены и слушал их так, как иной слушает своего старца; тотчас стремился исправлять замеченные ею недостатки.
В семье родились дети: Александра (1888), Анна (1890), Алексей (1891), умерший на первом году жизни, Сергей (1892) и Ольга (1896).
19 марта 1893 года диакон Алексий Мечёв был рукоположен во священника маленькой одноштатной церкви Николая Чудотворца в Кленниках Сретенского сорока. Отец Алексий ввел в своем храме ежедневное богослужение, в то время как обычно в малых московских храмах оно совершалось лишь два-три раза в седмицу.
«Восемь лет служил я литургию каждый день при пустом храме , - рассказывал впоследствии батюшка. - Один протоиерей говорил мне: «Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил в церковь - пусто… Ничего у тебя не выйдет, понапрасну звонишь «».
Но отец Алексий этим не смущался и продолжал служить. По действовавшему тогда обычаю москвичи говели раз в году Великим постом. В храме же «Николы-Кленники» на улице Маросейке можно было в любой день исповедаться и причаститься. Со временем это стало в Москве известно.
Как-то раз стоявшему на посту городовому показалось подозрительным поведение неизвестной женщины в очень ранний час на берегу Москвы-реки. Подойдя, он узнал, что женщина пришла в отчаяние от тягот жизни и хотела утопиться. Он убедил ее оставить это намерение и пойти на Маросейку к отцу Алексию. После этого случая, скорбящие и обремененные горестями жизни люди потянулись в этот храм. Батюшка всем спешил уделить внимание и утешить.
Небольшой деревянный домик, в котором помещалась семья о. Алексия, был ветхим, полусгнившим; в квартире всегда было темно и сыро. Скоро у матушки Анны Петровны началась сердечная водянка с отеками и мучительной одышкой. Она так страдала, что стала просить мужа перестать её вымаливать и скончалась 29 августа 1902 года в день усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна.
Отец Алексий был безутешен. Для него померк свет и он не хотел выходить к людям. В то время приехал в Москву святой праведный отец Иоанн Кронштадтский. О.Алексию устроили с ним встречу. «Вы пришли разделить со мной мое горе? » - спросил его о. Алексий. «Не горе твое я пришел разделить, а радость , - ответил о. Иоанн. — Оставь свою келью и выйди к людям; только отныне и начнешь ты жить… Войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет ».
Благодать, Божия, обильно почивающая на кронштадтском пастыре, по-новому осветила жизненный путь о.Алексия. Он вступил на путь старчества, к которому уже был подготовлен многими годами подвижнической жизни.
Всех приходящих о.Алексий встречал с сердечной приветливостью, любовью и состраданием. Каждому казалось, что его больше всех полюбили, пожалели, утешили. Батюшка никогда не возлагал бремени тяжелого послушания, указывая, что прежде всего следует взвесить силы и возможности. Но на что уж решился, то нужно выполнять во что бы то ни стало, иначе цель не достигается.
«Путь ко спасению , - постоянно повторял о.Алексий, - заключается в любви к Богу и ближним ». Нужно утеснять себя ради блага близких нам людей, перестраивать свою душу, переламывать свой характер так, чтобы ближним было легко с нами жить. «Будьте для всех «солнышками» ,- говорил он.
Отец Алексий теперь никогда не остается один, с утра до вечера отдаёт себя людям, он для них уже не только пастырь, а родной отец и заботливая мать. Вскоре о старце заговорила вся Москва. Церковь уже не может вместить всех желающих, «с раннего утра до поздней ночи толпится народ, среди простых людей, появляются профессора, врачи, учителя, писатели, инженеры, художники, артисты». Одно время о.Алексий стал посещать находящийся неподалеку Хитров рынок, пользовавшийся дурной славой. Он проводил там беседы с завсегдатаями городского дна. Но вскоре из-за все возрастающей нагрузки ему пришлось оставить это.
Крайне скудный в средствах, батюшка Алексий все-таки не проходил мимо нужды и горя ближнего. Однажды в Рождественский сочельник батюшка, сам имевший многодетную семью, оставил всё содержимое своего кошелька у больной женщины, которую пришел причастить. Приехав домой, он с горечью подумал: «Вот там нищета, и здесь нищета, там полуголодные дети, и здесь полуголодные дети, — правильно ли я поступил, что все отдал другим, а своим ничего не оставил? » Господь чудесно разрешил недоумение праведника. Неожиданно появился благотворитель, который пожертвовал о.Алексию достаточную сумму.
Никогда не обижался он ни на какие грубости по отношению к себе. «Я что… я убогий …» - говаривал он. Сторонился батюшка проявлений по отношению к себе знаков почтения, уважения, избегал пышных служб, а если приходилось участвовать, то старался встать позади всех. Тяготился наградами, они обременяли его, вызывали его глубокую, искреннюю скорбь.
Проповеди батюшки были просты, искренни, они не отличались красноречием. Главным их достоинством было то, что они несли практическое указание — как быть и что делать.
Когда его спрашивали, как наладить жизнь прихода он отвечал: «Молиться! » Призывал своих духовных чад молиться за панихидами: «Еще раз ты войдешь в соприкосновение с усопшими. Когда же предстанешь перед Богом, все они воздвигнут молитвенно за тебя руки, и ты спасешься ».
Батюшка не одобрял, когда родители, стремясь в церковь, оставляли детей одних без призора. Благословляя мать с ребенком, и указывая на младенца, он ей внушительно говорил: «Вот здесь твои и Киев, и Иерусалим ».
В нижнем жилом этаже храма Батюшка открыл церковно-приходскую школу, устроил приют для сирот и неимущих, в течение 13 лет преподавал Закон Божий в женской гимназии Е.В. Винклер; способствовал возрождению древнерусской иконописи, уступившей место живописи, благословив на писание икон свою духовную дочь Марию Николаевну Соколову (в последствии монахиня Иулиания).
О. Алексий очень чтил святыню храма чудотворную Феодоровскую икону Божией Матери и часто служил перед ней молебны. Однажды в преддверии событий 1917 года во время молебна он увидел, что из глаз Царицы Небесной покатились слезы. Это видели и присутствовавшие богомольцы. Батюшка был так потрясен, что не смог продолжать службу, и заканчивать ее пришлось сослужившему священнику.
Храм Святителя Николая в Клённиках
Интерьер храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке
Число молящихся в храме все увеличивалось. Особенно после 1917 года и среди них немало молодежи, студентов, разочаровавшихся в революционных идеалах. После закрытия Кремля часть прихожан и певчих Чудова монастыря перешла в храм отца Алексия. В храме стали служить молодые образованные священники, помогая о.Алексию в проведении лекций, бесед, в организации курсов по изучению богослужения. В их числе сын отца Алексия отец Сергий Мечёв , рукоположенный во иерея в Великий четверток 1919 года, ныне также прославленный в лике святых как священномученик.
В тяжелые годы гражданской войны и всеобщей разрухи, многие хотели переехать в хлебородные южные области страны, на Украину. О.Алексий не давал благословения на переезды, приводя слова Господа, сказанные иудеям через пророка Иеремию не бежать от рабства вавилонского в Египет, где всех ожидает смерть. Оставшимся будет явлена милость Божия и избавление.
Отец Алексий создал удивительную духовную общину в миру. Одна из немногих, эта община выдержала времена самых страшных гонений и воспитала новое поколение ревностных служителей Церкви и благочестивых церковных людей. Особого внимания заслуживает традиция агап в общине. В ночь с субботы на воскресение (примерно с 1919 года) служилось всенощное бдение, затем литургия, а после нее в одном из помещений храма устраивалась трапеза с общением на духовные темы и чтением псалмов. Трапезы назывались агапами. Первоначально беседы на агапах выстраивал сам о.Алексей, но постепенно стал передавать ситуацию в руки собравшимся.
«Сюда заранее, кто мог, приносил что-нибудь из овощей, хлеб, сахар или конфетки карамельки для чая. Расставлялись столы, скамьи, стулья; приходили священнослужители и батюшка. Батюшка принимал участие в общей трапезе и, как на беседах по средам у себя на квартире, что-нибудь рассказывал, затрагивая самые насущные вопросы жизни и взаимоотношений. Высказывался кто-нибудь из присутствующих ».
О. Алексий строил и межчеловеческие духовные и душевные отношения. Начал он просто с внимательного, ответственного, сострадательного отношения к своим духовным чадам, потом стал завязывать отношения между ними, постоянно трудился «над созиданием тесной духовной семьи». Он посылал кого-нибудь из сестёр навестить другую, заболевшую; давал что-нибудь съестное снести ей, благословлял, когда поздно возвращались, одну сестру ночевать у другой. И радовался, когда вечер проходил в чтении хорошей духовной литературы, и обязательно – в совместной молитве на ночь. Не благословлял ходить туда, где больше рассказы о новостях и прочая болтовня. Благословлял периодически собираться без него, указывая, что прочитать и на что обратить внимание. Постепенно о. Алексий приучил своих духовных чад служить друг другу кто чем мог, жить радостями и горестями друг друга.
Истинными духовными друзьями о.Алексия были современные ему оптинские подвижники - старец иеросхимонах Анатолий (Потапов) и скитоначальник игумен Феодосий (Поморцев). Они изумлялись подвигу московского старца «во граде яко в пустыни». Старец Нектарий говорил кому-то: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть о. Алексий ».
Почитал батюшку и архимандрит Арсений (Жадановский) как «мудрого городского старца, приносящего людям нисколько не менее пользы, чем какой-либо пустынник»; и святейший Патриарх Тихон, всегда считаясь с отзывом Батюшки в случаях хиротонии.
Дважды батюшку вызывали на собеседование в ОГПУ. Запрещали принимать народ. Во второй раз беседа была недолгой, так как увидели, что он тяжело болен, страдает очень сильной одышкой.
Епископ Арсений говорил: «Но если молитва бодрит и освежает человека, то принятие на себя страданий ближних сокрушает сердце пастыря, делает его физически больным ». Батюшка Алексий стал страдать той болезнью сердца, от которой впоследствии скончался…
В последних числах мая о.Алексий уехал в Верею, где отдыхал прошлые годы. Он предчувствовал, что уходит навсегда. Перед отъездом отслужил в своём храме последнюю литургию, попрощался с духовными детьми и с храмом.
— Батюшка, как тяжело думать, что вас не будет.
— Глупыш, я всегда с Вами буду…
Скончался о.Алексий в пятницу 9/22 июня 1923 года . Смерть наступила сразу же, как только он лег в постель.
Литургию и отпевание совершал архиепископ Феодор (Поздеевский), о чем просил его в письме сам батюшка незадолго до смерти. Владыка Феодор находился тогда в тюрьме, 7/20 июня был освобожден и смог исполнить его желание. Всю дорогу до Лазаревского кладбища пелись пасхальные песнопения. Проводить о.Алексия в последний путь прибыл Святейший Патриарх Тихон, только что освобожденный из заключения и с восторгом встреченный народом. Исполнились слова Батюшки: «Когда я умру - всем будет радость ».
Через 10 лет в связи с закрытием Лазаревского кладбища останки о.Алексия и его жены были перенесены на кладбище «Введенские горы», именуемое в народе Немецким. Над его могилой стоял мраморный памятник с небольшим крестом над ним. В нижней его части высечены столь близкие сердцу о.Алексия слова Апостола Павла: «Друг друга тяготы носите и тако исполните закон Христов «.
Мощи святого праведного Алексия Мечёва
На Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года протоиерей Алексий Мечёв был причислен к лику святых для общецерковного почитания. Отец Алексий был канонизирован одновременно со своим сыном, священномучеником Сергием, и со множеством новомучеников и исповедников Российских. В 2001 году совершилось обретение мощей святого праведного Алексия Московского и перенесение их в храм свт. Николая. В настоящее время мощи святого праведного Алексия Мечёва находятся в Московском храме святителя Николая в Кленниках .
Святой Праведный Алексий Мечёв
Тропарь, глас 5:
Помози в бедах, утеши в скорбех, / пастырю добрый, отче Алексие. / Подвигом бо старчества миру просиявый, / веру и любовь Христову во мраце беззакония исповедал еси, / болезнуя сердцем о всех притекающих к тебе // И ныне за ны Бога моли, любовию чтущия тя.
Кондак, глас 2:
Велии труды любве и милосердия подъял еси, / праведный старче Алексие, / от святаго пастыря Кронштадтскаго благословение на помощь страждущим прияв, / беды и скорби людския яко вериги на рамо свое возложи. / Мы же ведуще тя молитвенника дерзновенна ко Господу, со умилением зовем ти: // моли Христа Бога спастися душам нашим.
Из духовных поучений старца Алексия Мечева
“При скорбях нужно не роптать и не спорить с Богом, а с благодарностью к Нему молиться. Господь не так, как люди; люди, если что-либо от кого потерпят, стараются отплатить, но Господь и в скорбях старается нас исправить. Если бы мы знали, как терпят другие, то не роптали бы”.
“Со слезами прошу и молю вас, будьте солнышками, согревающими окружающих вас, если не всех, то семью, в которой Господь вас поставил членом”.
“Будьте теплом и светом для окружающих; старайтесь сперва согревать собою семью, трудитесь над этим, а потом эти труды вас так завлекут, что для вас уже узок будет круг семьи, и эти теплые лучи со временем будут захватывать все новых и новых людей, и круг, освещаемый вами, будет постепенно все увеличиваться и увеличиваться; так старайтесь, чтобы ваш светильник ярко горел”.
«Господь говорит: “Доколе Я в мире, Я — свет миру”, — этим Он говорит, что наш долг — светить другим. А между тем, мы сами ходим во тьме, не только уж не светим другим, поэтому мы должны обращаться к Господу, просить у Него помощи, потому что мы, как бы сильны ни были, какие бы преимущества не имели, мы все-таки без Бога — ничто; и потом у нас великое множество грехов, и потому сами мы не можем достигнуть того, чтобы светить и согревать других. И Господь зовет нас в Свою Церковь и говорит: “Приидите ко Мне вси труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы”, — перестаньте надеяться на свое я, ищите помощи у Меня. В такое время тяжелое можно ли говорить, что смерть далека от нас, нет… ко многим из нас [она] очень и очень близка. Так спешите же исполнять свой долг, к которому призвал вас Господь, потому что, как Он Сам сказал, когда наступит ночь, тогда никто не может делать; всему, что мы ни делали доброго или злого, — всему конец. Поэтому спешите понять, в чем ваш долг, который мы должны исполнять со страхом и трепетом, какой вам дан талант от Господа.
А мне хочется плакать, и плакать, и плакать, видя, как многие из вас дожили до седых волос и не увидели своего долга, как будто не было никакой благодати, ничто их не касалось, как будто они были слепы от рождения. Нельзя же злоупотреблять милосердием Божиим без конца, проводить время в превозношении, злобе, ненависти, вражде. Господь зовет: приидите ко Мне, пока вы живы, и Я успокою вас”.
“Бывают минуты, когда очень хочется какому-нибудь человеку помочь, это, несомненно, Господь располагает так сердце на спасение другого; только будьте чистыми сосудами, чтобы Он мог через вас действовать и иметь орудием в Своих руках”.
“Господь и со Креста не сердится, простирает к нам руки и зовет нас. Хотя все мы Его распинаем, но Он есть любовь и готов все нам простить. У нас иногда считается простительным, когда устанешь, раздражиться или еще что (себе позволить), но при каких бы ты обстоятельствах ни находился, как бы ты ни устал или ни был болен, ты должен делать только так, как заповедовал Христос”.
Закон Божий. Святой Праведный Алексий Мечев
Мы с мужем лишились всего нашего имущества, лишились единственного сына, замечательного мальчика, как все о нем отзывались; лишились бабушки, которая меня воспитывала и заменяла нам обоим мать. Внешние условия жизни были очень трудные, и я, придя в отчаянье, что все кругом рушится, стала искать такой жизни, которая дала бы нам покой, радость, и которую никто бы не мог у нас отнять.
Я слышала не раз от бабушки про какую-то духовную жизнь и про святых, но оставляла это все всегда без внимания, теперь же решила посмотреть, что эта жизнь из себя представляет, и начала с жадностью читать без всякой системы и как попало французские и русские духовные книги. Меня интересовало в них только одно: действительно ли эта жизнь дает радость и тишину, которых никто отнять не сможет. Каким путем это достигается, об этом я тогда не думала. Духовный отец у меня уже был. Он спас меня от физической и нравственной смерти после смерти сына. Постепенно он приучил меня исповедоваться и причащаться чаще, чем я это делала раньше.
И вот раз, прочитав беседу преп. Серафима с Мотовиловым и потеряв от восторга голову, я бросилась к духовному отцу моему, прося «дать» мне то, о чем говорил преподобный Серафим.
Тут уж начались мои искания христианской жизни. Муж мой не отрицал Бога, какого-то, но и только.
Думалось - сама найду и ему дам эту новую жизнь. Уверена была, что можно своими силами дойти до этого самой. Не было проповеди, которой бы я не слыхала; не было такого торжественного богослужения, которого бы я не посещала. Муж сердился, так как я стала уже пренебрегать своими домашними обязанностями. Отец духовный уговаривал меня терпеть, жить тихонько, как все, и что Господь Сам подаст все нужное в свое время. Но я ему тогда не верила. Да и кому я поверила бы тогда?!
Мне было мало книг когда-то, кем-то написанных, мне мало было очень красивых, но подчас непонятных богослужений, - мне нужно было видеть живого святого, чтобы самой убедиться, что то, о чем говорили древние Отцы Церкви, действительно может быть.
О современных старцах я имела мало представления. По монастырям мы никогда не ездили. Знала, что где-то, в какой-то Оптиной пустыни существует отец Анатолий, к которому очень страшно ездить, так как он человеку говорит все его грехи. К прозорливым священникам относилась с предубеждением. Я хотела жизни первохристианских веков; я хотела жизни, описанной в древних Патериках, жизни, которую только и признавала за настоящую.
Раз приходит ко мне родственница и говорит:
Вот ты «интересуешься» духовной жизнью, пошла бы посмотреть на этого священника, о котором я тебе уже говорила. Тетя (бабушка моя) очень хотела всегда, чтобы ты к нему сходила, но тогда ты была вся в хозяйстве и этим не интересовалась. Он замечательный священник и прозорливый даже. (Я поморщилась). Он мне в жизни много помог. Зовут его отцом Алексеем и церковь его в начале Маросейки, налево: маленькая, розовая, с чугунной дверью.
Прошло довольно времени. Я подумала, почему бы и не пойти посмотреть на этого священника. Прихожу к вечеру, лестница полна народу. Это мне очень понравилось, так как я жила с народом, жила его верой и все дорогое ему было и мне дорого. Разговоры очень хорошие слышу: того батюшка утешил, того на путь истинный направил, тому совет хороший дал. Рассказывали случаи вроде чудес даже.
Я видела, что попасть вне очереди невозможно, и пошла в церковь. Народу там было много. Вместо певчих какие-то монашки.
Протискалась вперед, меня вскоре оттеснили за арку. Все мне в церкви не особенно понравилось. Не то монастырь, не то приход. Вдруг во время «Хвалите» народ заволновался, пронесся шепот: «Отец Алексей идет».
Я внимательно посмотрела на проходящего священника: небольшого роста, лицо доброе, но в общем ничего особенного. Народ, как архиерею, давал ему дорогу. Я стала следить за всеми его движениями, прислушиваться ко всякому его возгласу.
Вынесли Евангелие, отец Алексей стал благословлять. Он смотрел вдаль уставшими глазами и, казалось, не замечал народа, подходившего к нему.
Ну, подумала я, ты тоже не святой, раз устал от наших немощей. Святой не должен и не может уставать. Вот если ты сейчас мне скажешь так, что я увижу, что ты знаешь о моем желании попасть к тебе, тогда я в тебя поверю. Я подошла одна из последних; он просто благословил меня. Я ушла из церкви, так как не служба была мне нужна; но все же решила опять придти сюда; мне хотелось узнать, в чем здесь дело.
На святости отца Алексея я поставила крест. Не раз еще приходила и всякий раз народ стоял на лестнице и даже во дворе. «Монашки» в церкви были неприветливые и я от них толку никак не могла добиться. Меня начало задевать за живое: ты мне не даешься, ну погоди же, все равно дойду до тебя и узнаю, в чем дело.
И вот я попросила родственницу мою дать мне рекомендательную записку, так как заметила, что с запиской пропускают без очереди. Мне этого очень не хотелось делать, но решилась, видя, что иначе проникнуть нельзя. Ждать очереди я не имела возможности, я нужна была постоянно дома. В записке было: «Пожалуйста, дорогой батюшка, помогите моей двоюродной сестре, очень одинокой». Долго лежала записка у меня. Наконец мне стало совестно. Нехотя пошла, решившись добиться чего-нибудь во что бы то ни стало. Прихожу, народ пропускает, стучусь и подаю записку.
Я здесь подожду ответа, но ответ мне непременно нужен, - сказала я.
Долго стояла и просила святого Николая, чтобы дело вышло. Это был единственный святой, которого я тогда признавала и которому молилась. После долгого ожидания дверь отворилась и меня ввели в так называемый «Батюшкин кабинет».
Подождите здесь, батюшка болен, он у нас лежит.
Постепенно такой страх напал на меня, что я хотела бежать, но остановилась: подумают, что я что-нибудь украла; ну да и раз пришла, нужно доводить до конца. Стала просить святого Николая, чтобы он надоумил меня, что нужно спросить у этого человека. Нельзя же сказать, что пришла смотреть на него. Решила спросить о посте и молитве. Это меня интересовало в то время и, по-моему, было самое подходящее для разговора с такого рода людьми. Кто-то входил, предлагал мне сесть, но я продолжала молиться святому Николаю, трясясь, как в лихорадке. А Святитель был чудный, в белой рамке, какого я еще никогда не видела. Наконец меня повели к батюшке. Я отворила дверь и со страхом и трепетом переступила порог комнаты священника Маросейской церкви - отца Алексея Мечева.
Батюшка лежал, облокотясь на локоть, весь в белом, и в упор смотрел на меня. Казалось, что он все время смотрел на меня, пока я шла к нему из той комнаты. Лицо его было как солнце, и весь он был в сиянии. Передо мной лежал святой с иконы и какая-то невидимая сила заставила меня пасть ниц к его ногам.
Первый раз в жизни я поклонилась так духовному отцу моему, прося дать мне благодать Святого Духа, а второй раз этому совершенно чужому для меня священнику.
Встаньте и садитесь.
Я встала и с ужасом посмотрела на него, но передо мной был снова очень добрый, но самый обыкновенный священник.
Батюшка прочитал записку и сделал ударение на слове одинокая. Оправившись, я сразу выпалила:
Я теперь вовсе не одинокая, отец Алексей, у меня много друзей.
Мне казалось, что чувствовать себя одинокой стыдно и я боялась, как бы батюшка не вздумал мне помогать.
Кто же ваши друзья?
Духовный отец, его жена и еще одна соседка.
Кто же ваш духовный отец?
Отец Константин.
При этом имени батюшка весь как-то вздрогнул, лицо его сделалось радостным таким, и он с необычайной живостью начал говорить.
Очень, очень рад, я знаю его, это замечательный священник. Мы с ним в одной гимназии преподавали.
И он стал расспрашивать все подробности жизни отца Константина и его семьи:
Очень кланяйтесь ему и скажите, чтобы непременно пришел. Что это он никогда не приходит? Совсем забыл меня. Я очень, очень рад за вас, что вы к нему попали.
Выходило точно, что кто-то по счастливой случайности меня как бы вручал отцу Константину, а я считала, что я сама пришла и вовсе не обязана ему ничем и что мы познакомились к обоюдному удовольствию.
Батюшка опять посмотрел на записку и спросил, какое у меня было горе.
Я потеряла единственного сына, отец Алексей, это была часть моей души. Но потом отняли у нас все, но это не важно.
Батюшка начал меня утешать обычными доводами. Я подумала: «Ты говоришь обычные вещи, которые и все говорят. Не то мне от тебя нужно».
Батюшка очень остро посмотрел мне в глаза.
В будущую жизнь веришь?
Тебе кто-нибудь велел верить, или сама?
Я вспыхнула от внутренней гордости: кто мне мог велеть верить?
Сама. Кто же еще? Я такие сны видела, но их не стоит рассказывать.
Как кто еще? Отец твой духовный.
Это было совсем дико. Не было ведь человека на земле, кто мог бы мне велеть что-нибудь сделать. Я уже была взрослая. С недоумением посмотрела я на батюшку, он же просто смотрел на меня. Казалось, он о чем-то думал и к чему-то прислушивался.
Ваш сын был замечательный ребенок и горе ваше большое. Но поймите, что на то была воля Божия. Он не должен был жить. Вам было бы трудно с ним. Кругом него много народа разного было. Сложные отношения между вами всеми были. Вы не могли бы его хорошо воспитать.
И батюшка в ярких красках описал всю нашу внутреннюю семейную жизнь. Он говорил то, чего не знали даже близкие.
А теперь ему хорошо, - он ангел у Господа. Ведь вы знаете: дети - ангелы у Господа.
И батюшка начал рисовать в таких чудных и светлых красках райское состояние детских душ. Он говорил о свете, о мире, о вечной радости, которая царит окрест Господа. Голос его был какой-то бархатный, мягкий, точно он молитву читал и весь как бы тянулся к этому небу, которое он так хорошо знал. Батюшкины глаза из светло-голубых сделались совсем темным, глубокими; казалось он насквозь видит тебя.
Вспомните, какая вы были тогда: что вы чувствовали и думали.
И он начал мне говорить все, что я чувствовала, мыслила, переживала в последние дни жизни сына и при его кончине. Он говорил мне то, что знали только я и Бог. Я не сводила глаз с батюшки и каждое его слово молотом ударяло мне в душу. Я чувствовала, что кресло и пол уходят из-под меня, я не смела дышать.
Не скорбеть, а молиться надо за упокой его души, а он за вас там молится, - закончил батюшка свои слова.
Вид его стал обыкновенным и я опять пришла в себя.
Зачем я вам нужен? - спросил он, помолчав немного, деловым тоном.
Я мигом сообразила и сказала:
Расскажите, отец Алексей, о посте и молитве. У меня ничего не выходит.
В тоне была просьба, я начинала чувствовать силу отца Алексея.
Вот с чем пришла сюда, - удивленно проговорил он. - Ваш муж?
Чем занимаетесь?
Так, кое-что дома делаю, еще прислуга есть.
Живете одни?
Да, еще только одна старушка, старинный друг мужа. Муж хочет, чтобы я дома сидела, а дома делать нечего (с жалобой).
Где живете?
При церкви... значит, - поправил меня батюшка. - Там был очень хороший священник, я его знал.
Да? Отец Алексей, он мне отцом был, вместе с бабушкой меня воспитывали. Я его очень люблю.
Батюшка начал приводить мне примеры из своей практики, когда люди, желая жить духовной жизнью, стремились уйти из той обстановки, в которой Господь поставил их. Дело не во внешней жизни, а в душевном устроении человека, который должен ставить на первом месте любовь к ближнему. Во имя этой любви он должен перестраивать свое внутреннее «я», дабы во всем облегчить жизнь этому самому ближнему. А ближними являются, во-первых, семейные, а потом вообще все те, с которыми приходится совместно жить.
Вот что помню из этих примеров. Приходит раз к батюшке одна особа в слезах и говорит:
Отец всю жизнь был нашим горем. Мы никогда от него поддержки никакой не видали. Мать все вынесла на своих плечах. Наконец он куда-то исчезает. Без него стало гораздо покойнее и лучше жить. Мать часто ходила в церковь, ездила за советами к отцу Алексею-затворнику. И вот, недавно, только она вернулась от него, как является отец и просит ее со слезами простить ему все и принять его. Мама в раздражении высказывает все, что она перетерпела от него, и прогоняет его вон. Мы просили маму принять отца, но она остается при своем. Тогда в отчаяньи я решилась сейчас же ехать к вам, просить вас повлиять на нее. Батюшка велел придти матери. Та приходит и долго и упорно объясняет причину, почему она не может ни под каким видом принять мужа. Он ведь еще ее с маленькими детьми бросил без средств, она их вырастила; он имел на них дурное влияние, он тащил все, что только мог, из дому и теперь его раскаянье не искреннее, пришел, так как ему негде жить, а если его принять, то жизнь снова будет невыносимой.
И не хотела она меня слушать, - продолжал батюшка, - и все говорила, говорила свое. А ведь хорошая, в церковь ходит, бедным помогает, к отцу Алексею ездила.
Батюшку особенно поразило то, что она могла прогнать мужа, только что приехавши от отца Алексея: «Вот входит в переднюю, уютно в доме: стол накрыт, самовар на столе. Дети встречают радостно. Тепло, светло. Не успела раздеться - звонок. Отворяет дверь - муж. Тихо, покорно просит, умоляет - ничто ее не трогает. И это приехавши от отца Алексея. Я начал ей описывать внутреннее состояние измученной души ее мужа. Как он вдали, в голоде и нищете вспомнил жену, семью, уют дома и решил пойти просить, чтобы его приняли не*как отца-мужа, а как последнего нищего. Я говорил ей, что ее жизнь хорошая, что заботы о детях и о душе хороши, но что дом ее будет не покрыт, если она не примет мужа и не простит ему всего».
И дети ваши порадуются на вас и будут вас больше любить и уважать. И какой хорошей жизнью вы тогда заживете. Дом ваш будет покрыт и совесть ваша спокойна. Ушла от меня вся в слезах. Простила его, приняла и живут они теперь хорошо. Приходила благодарить меня.
Это к вам не относится.
И так он мне говорил после каждого примера. А я думала: «Ну да, конечно, не ко мне. Но тогда для чего он это говорит мне?».
Еще одна приходит ко мне, - продолжал батюшка, - и плачет, что ей хочется молиться, а муж не дает, сердится. Говорит, что отец духовный ее дал ей очень большое правило. Это значит, что ей нужно было много-много молиться и вообще всего прочесть за день, ну, знаете, какая теперь жизнь. Готовить нужно, продукты доставать (вам не приходится этого делать), да еще чужие рядом живут (а вы одни в квартире) и комнаты отдельной нет (а у вас она есть), не то, что комнаты, - угла нет. За день устанет очень и вот вечером, когда муж заснет, зажжет свечку и начинает справлять свое правило. Над книгой заснет, свечка догорает. Муж просыпается, сердится. А раз чуть было пожара не устроила. Я ей объяснил, что при таких обстоятельствах нельзя справлять такое правило, что для души нет в этом пользы, так как она сама засыпает и от усталости не понимает, что читает; мужу мешает спать и расстраивает его. Он служит, работает, уставши за день, ему хоть ночью нужен покой. Послушалась, стала молиться, как я ей велел, и водворился у них мир.
Когда батюшка в этом примере сравнивал условия моей жизни с жизнью этой особы, голос его снова звучал резко, как будто я в чем-то была виновата и ему во мне что-то очень не нравилось. Потом я поняла, что он осуждал недовольство нашей жизнью, которая все же была по сравнению с другими много лучше.
Приходит ко мне раз очень богатый и важный господин, - продолжал батюшка, - и жалуется на свою жену. Жили они дружно, хорошо, и вдруг она перестала детьми заниматься, гостей не хочет принимать, своими обязанностями хозяйки дома пренебрегает. Все запущено, повсюду беспорядок. Все на нее удивляются. Сидит у себя в комнате, все что-то читает. Молится, в церковь ходит все. Из-за этого у них часто возникали споры, отношения испортились. Муж ее очень любил и жалел, что теряет ее. Пришел просить у меня помощи. «Пришлите ее ко мне», - говорю я ему. - «Она не поедет». - «А все-таки попробуйте, уговорите». Приезжает. Барыня. Начинаем говорить с ней о ее семейной жизни, о муже. А она мне: «Это меня не интересует больше, я очень увлекаюсь духовной жизнью». И начала рассказывать, что читает, как молится; что самое ее большое желание поступить в монастырь. Я начал ей говорить, что Богу можно служить и не только в монастыре. Стал ей рассказывать, какой у нее хороший муж, дети, как все ее любят. Как муж тоскует, что она и его, и детей забросила. Что можно соединить и то и другое. Она растрогалась и просила научить ее, что делать.
- «Дайте мне слово здесь, на месте, что исполните все, что я вам скажу, и сейчас же по приезде домой будете исполнять это ежедневно». - «Обещаюсь, батюшка». - «Вы работаете дома?» - «Нет. Приходится только присматривать за прислугой. Да теперь без меня все делается, я все забросила». - «Бываете у детей, когда они встают и ложатся и вообще в их жизнь входите?» - «Нет, на это у них учителя и гувернантки». - «Так вот, когда вы вернетесь домой, взойдите в свою комнату и вы увидите в ней большой беспорядок. Приберите все, возьмите щетку и выметите ее сами и это делайте каждый день. Утром пойдите в детскую и посмотрите, как дети встают, все ли у них в порядке. Вы увидите, что и здесь беспорядок. Также вечером укладывайте их спать и так делайте каждый день и постепенно войдете в круг ваших детей. Молиться, читать, ходить в церковь у вас остается достаточно времени». - Батюшка бросил на меня быстрый взгляд и опять сурово проговорил: «Все это к вам не относится».
Потом она приезжала благодарить меня, - продолжал батюшка, - и рассказывала, что когда ехала от меня, думала: ну и глупый же этот священник отец Алексей. (- Так и сказала мне, - с улыбкой проговорил батюшка.) Какой совет дал. Как же я буду исполнять его. Да я и не подумаю этого сделать. А приехавши, вдруг вспомнила слово, данное мне, и все исполнила. И действительно нашла пыль и грязь: у детей белье оборванное, все запущено. И стала она входить во все опять и с мужем больше не ссорилась. - И какие они у меня все хорошие. Как это я раньше этого не замечала, - закончила она. И он тоже приезжал благодарить меня. А он был важный, богатый, - Совсем другая жена стала у меня. Лучше даже чем была, - говорил он.
Да, - задумчиво проговорил батюшка, - много ходит ко мне людей образованных: коммунисты ходят, архиереи исповедоваться приходят.
Батюшка внимательно посмотрел на меня. Это был ответ на мои мысли: разве пойти посмотреть, что представляет из себя этот священник.
Батюшка стал говорить о моей жизни, как будто давно знал нас. Говорил с ласкою, как бы утешая меня. Мне живется лучше многих других: комната есть, куда можно пойти почитать, отдохнуть и работать тяжело не приходится, и уютно-то у нас, и тепло, и хорошо.
А муж-то ваш какой хороший человек. - И батюшка начал говорить мне про характер мужа и его душевные качества так, как будто он его давно знал хорошо и любил. Он говорил вещи, которые я одна замечала в муже. Говорил, как я должна любить и жалеть его. - Уставший, он приходит домой и хочется ему, чтобы вы были с ним. Он ведь вас так любит! - Батюшка говорил так ласково, так убедительно, так живо нарисовал мне картину нашей жизни, что мне стало стыдно, что я мало дома сижу и забросила мужа, которого я горячо любила. Я почувствовала себя «нехорошей».
Батюшка с живостью посмотрел на меня, сел на кровати, спиной к стене, спросил:
Как имя ему?
Иоанн имя ему, - горячо ответила я. И вдруг лицо батюшки преобразилось, из глаз посыпались молнии и лучи света, казалось, доходили до меня. Он был весь огонь и свет.
И поведет (батюшка сложил руку одна на другую) Александра Иоанна туда, куда хочет того Александра. - Отец Алексей посмотрел на небо, потом прямо мне в глаза. Мне было больно смотреть на него, но я не сводила с него глаз. Дыхание у меня остановилось, чувствовала, как пол уходит у меня из-под ног. Передо мной был снова святой, во всем своем блеске. Это длилось несколько минут, потом все потухло так же мгновенно, как и загорелось. В кровати сидел уставший, больной священник с таким добрым хорошим лицом. - Идите, я вам больше не нужен, - сказал он тихо. Я встала и не смея просить благословения, ни прикоснуться к нему, полная ужаса и восторга, не сводя с него глаз, стала отходить к двери. У порога положила земной поклон. То кланялась я великому старцу отцу Алексею.
В душе мгновенно появилась скорбь, что я более его не увижу.
Вы очень нервная, я это заметил, как только вы вошли ко мне. - И помолчав, властным громким голосом сказал: - Всякий раз, когда я буду тебе зачем бы то ни было нужен, знай, что я тебя приму во всякое время дня и ночи.
Всякий раз, как батюшка не хотел принимать почета, будь то в церкви или дома, он неизменно говорил:
Вы очень нервная.
Он хотел этим показать, что в нем особенного ничего нет, а все это проявление нервности со стороны человека.
Не помня себя от радости, бросилась я в ноги батюшке.
Ужас как благодарю вас, отец Алексей.
Ну, идите, идите, - выпроводил он меня.
Замечательно, что при первой этой беседе батюшка не благословил меня и ни слова не сказал о посте и молитве, а сказал мне то, что составляло тайну души моей и цель моей жизни, что знал только Бог, Которому ежедневно я молилась так, как это сказал отец Алексей: «Господи, сделай так, чтобы мы с Ваней рука в руку шли бы в Царство Небесное».
Стремглав летела я по лестнице. Народ расспрашивал меня, я же только отвечала:
Какой он у вас хороший. Он у вас святой.
Решила, что на трамвае ехать дольше и понеслась рысью домой. Я под собой земли не чувствовала. Вокруг себя я никого и ничего не видела. Душа моя полна была радости, что я видела «живого» святого. Видела благодать Святого Духа, явно действующую в нем. Видела то, что было у первых христиан. Видела то, о чем писал преп. Серафим. Значит это не ложь, значит это правда. Человек может достигнуть этого на земле.
Радость моя усиливалась от того, что батюшка так хорошо мне сказал про моего Ваню, что он так любит его и моего духовного отца.
Я влетела к отцу моему духовному и, не здороваясь, проговорила:
Я видела его, и он мне ужас что сказал.
Отец Константин засмеялся и спросил:
Кого его?
Я все подробно рассказала. Он батюшку с этой стороны еще не знал. Выслушав все внимательно, он просил ему кланяться и сказать, что непременно у него побывает.
Я несколько дней была как в чаду. Рассказала еще кое-кому, кто мог меня понять, но и то не все. У меня загорелось желание как можно больше людей водить к отцу Алексею. Он может все сделать, всем и во всем помочь.
В его церковь, на его службы я и не думала идти, так как боялась его. Он все знает, что творится в душе человека.
Прошло довольно времени. Я все искала случая пойти к батюшке снова. Неожиданно муж заболевает грыжей и решается делать себе операцию. Я очень этого испугалась. Мне казалось, что муж умрет, а как же можно ему умереть, когда мы с ним должны жить христианской жизнью. В моей душе поднялась страшная буря. Я укоряла Бога и святого Николая, зачем они допустили это. И что это за проклятая духовная жизнь, думала я, когда и в ней скорбь, и Бог не слушает тебя. Так думала я, стоя на всенощной у отца Константина, и горько плакала. Но так как я чувствовала все же, что это не совсем хорошо, что делается в душе моей, то я старалась скрыть все от отца Константина, насколько это было возможно. После службы я подошла к нему и сравнительно спокойно объяснила в чем дело. Через день получаю от него письмо, в котором он предлагает мне непременно поговеть где-либо поблизости и тем очистить свою душу. Я полетела к нему просить прощения. У него же и говела, но греха своего ясно не осознала, а просто подчинилась ему, так как в голове у меня все время сидело, что он может дать мне благодать Святого Духа.
Отец Константин велел идти к батюшке спросить его об операции и еще просить его принять одну страждущую душу. Я написала письмо в самых почтительных и изысканных выражениях, как бы какому-нибудь высокопоставленному лицу, прося извинить за беспокойство и принять душу, и дать ответ насчет мужа. Об операции ни слова не писала, думая, что так батюшка примет сам, а если будет знать, в чем дело, то может через кого-нибудь ответ передать. Шла я и молилась святому Николаю, чтобы он меня очистил, дабы в наилучшем виде предстать перед батюшкой. Вдруг чувствую, что я не одна. Оборачиваюсь и вижу - стоит батюшка и смотрит с любовью и как бы с насмешкой на меня. Я бух в ноги. Молчание. Я встала и потупилась. Батюшка нагнулся и стал засматривать мне в глаза. Мне становилось страшно, чувствовала я, что батюшка был недоволен мною. Он так посмотрел минут пять, потом как-то чудно засмеялся, точно сдерживаясь, и ушел. Я горячо стала молиться святому Николаю, чтобы он меня спас от батюшки, Отец Алексей недоволен и может, если захочет, провалить человека в бездну. Долго так молилась. Вдруг слышу шаги батюшкины. Меня начало трясти. Входит он, и как будто только что увидел меня, покойно говорит:
Что же вы не сядете?
Как же, отец Алексей, могу я сесть без вашего приглашения? - пробормотала я.
Батюшка ласково и участливо проговорил:
Садитесь.
Сам сел против меня близко-близко. Пристально посмотрел мне в глаза с насмешкой и сердито сказал:
Ну и... прихожанка. Вы живете при церкви Св...
Я мотнула головой.
И много вас там таких?
Я одна там такая, - тихо ответила я.
А еще кто-нибудь там у вас умеет такие письма писать?
Нет, отец Алексей, - еще тише ответила я.
Кто вас учил так писать?
Никто, я сама... Простите, отец Алексей (с мольбой), я больше никогда не буду.
Хотелось пасть ему в ноги, но не смела двинуться. Он меня держал, точно в тисках.
Батюшка вдруг с живостью начал говорить:
Да разве можно такие письма писать? Разве можно так обращаться ко мне? Чего только там не написано: да если можно... да пожалуйста, извините за беспокойство. - И батюшка в очень смешном виде начал передавать мне все мои выражения. - В этом письме и понять-то нельзя, в чем дело. Чего вы от меня хотите?
Батюшка вскочил и начал ходить по комнате, я встала тоже.
Это все ваша интеллигентская привычка ничего просто и прямо не делать. Все ходите вокруг да около. Ищут сами, чего не знают, спорят, о чем сами ничего не понимают.
Причесть меня к интеллигенции, которую я в это время глубоко презирала, признавая только крестьян, для меня было очень обидно. Батюшка точно бичом хлестнул меня. Я вспыхнула, но промолчала.
Все вы там такие, - с презрением бросил он. - Несчастный приход, бедный священник, который имеет дело с такими. Отцу Алексею таких писем писать нельзя. Ему нужно писать все просто. Прямо говорить, что нужно. «Дорогой батюшка, мне то и то нужно от вас получить», - и подпись. И больше ничего. А всех этих: уважаемый, почитаемый... не смею просить... Этого вовсе не нужно. Поняла? Я для того здесь, чтобы каждый мог приходить ко мне и говорить мне все то, что ему нужно, и по мере сил, с Божьей помощью, я должен ему помочь, - это мое дело.
Отец Алексей, да я же вам чужая. Мое личное дело не важно, там (на лестнице) у многих дела поважнее моего, как могу я вас затруднять еще?
Для каждого, приходящего ко мне, его дело самое важное. Об этом не нужно думать, затрудняет ли оно меня или нет. Да никто об этом и не думает. (Выходило, что я одна такая глупая, что думаю это.) И вы должны всегда думать, что ваше личное дело самое важное, - ласково сказал батюшка. Он сел, села и я.
Батюшка говорил так, видя, что в душе моей было действительно глубокое чувство, что я самая последняя из всех приходящих сюда, и мое дело самое маловажное.
Простите, отец Алексей, я никогда, никогда больше не буду. - А сама подумала: как же я ему когда-либо осмелюсь писать так?
Ну, а отцу Константину также доставалось от вас, когда он был у вас священником?
Не знаю, отец Алексей, отец Константин очень любит интеллигенцию и умеет с ней возиться, - ответила я весело, довольная, что батюшкина гроза прошла.
Батюшка как-то недоверчиво посмотрел на меня.
А ему там хорошо? (в новом приходе).
Да, о, Алексей, ему гораздо лучше там, доходов больше, а здесь они умирали с голоду (лицо батюшкино выразило сильное страдание), а мы не сумели им ничем помочь, ужас просто. Теперь как-нибудь и дети выберутся на дорогу. Уж очень хорошие они все у него. И А. П. (жена его) такая хорошая.
Как же, С. была моей ученицей (дочка), - ласково, ласково проговорил батюшка. - Хорошая она такая, очень хорошая. А. П. вы любите?
Смотрите, любите и уважайте ее.
Я мотнула головой в знак совершенного моего согласия. Батюшка посмотрел на меня, на глазах его показались слезы, голос дрожал.
Бедный отец Константин, какой он добрый, какая у него душа хорошая, как он вас жалеет (вас, не стоящую жалости), а Ярмолович обижает его, очень обижает. Она очень больно сделала его душе.
(Мне хотелось плакать: когда и чем я обидела отца Константина?) Я, нехорошая, недобрая. Такого духовного отца обидеть!
Да где она еще такого найдет? А он ничего ей не сказал. А как он за нее-то страдал!
Я сидела в ужасе и ничего не понимала.
Право же я ничего такого не делала, отец Алексей! Чем же я его обидела? - в отчаянии проговорила я.
Как, чем обидела? - вспыхнул батюшка. - Разве мало того, что вы наделали за его всенощной? - И он начал мне объяснять состояние моей души точно, как все было тогда. - Разве можно приходить в такое отчаяние? Разве можно сердиться на Бога? Что такое случилось? Да ровно ничего. А вы впали в такое отчаяние, роптали на Бога, вместо того, чтоб просить Его помочь вам, вместо того, чтобы молиться о здоровье Вани. Вы все забыли, забыли себя, забыли все, чему учил вас отец Константин. Он уже видел ваше состояние и как потом-то страдал за вас.
И батюшка описал мне состояние души отца Константина, его страдания в эти два дня. Страдания духовного отца за душу своего чада, впадшую в сильное искушение. Батюшка с ужасом говорил о том, что такой священник, такой духовный отец и страдал из-за меня, такого гадкого и ничтожного существа. Я не помню батюшкиных выражений, но мне было ясно одно: что отец Константин был удивительно высокой души духовный отец, а я - ничтожное, грязное, никуда не годное существо.
И такого человека, такого духовного отца эта заставляет страдать! - закончил он.
Мне было совершенно ясно, что я совершила два ужасных поступка: 1) заставила страдать духовного отца, да еще такого; 2) роптала на Бога и предалась отчаянию. Первое, по словам батюшки, выходило важнее. Я была в ужасе, что отец Алексей все знал, как будто был в церкви с отцом Константином. Я знала очень хорошо, что они за это время не виделись.
Отец Алексей сровнял меня с землей, уничтожил совершенно. Я не знала, что мне делать. Батюшка смотрел на меня сбоку, как бы наблюдая за мной.
За все время этой беседы я старалась снова увидеть тот свет, в его глазах, но всячески он скрывал его от меня. Так и впоследствии он часто делал.
Батюшка резко отодвинулся от стола, потупился и, как бы стесняясь чего-то, сказал:
Вы спрашиваете в письме, нужно ли делать операцию вашему мужу?
Я обомлела: в письме я об этом не писала. Батюшка еще ниже опустил голову и, помолчав, сказал, не поднимая глаз:
Операцию можно делать и не делать; это не важно, для него. Если хочет - пусть делает. Не мешайте ему, как хочет. Обойдется благополучно. Иоанн... - Батюшка ласково улыбнулся. - Как же вы считаете это маловажным для вас делом. Оно гораздо важнее и действительно важнее многого, чего они мне скажут (и батюшка показал в сторону лестницы). - Будь покойна, - отечески проговорил он, - все обойдется благополучно.
По своему смирению батюшка стеснялся выказывать свою прозорливость. Он только в исключительных случаях позволял себе проявлять её.
А вы за ним ухаживайте, успокаивайте его. Что в вас есть? - Батюшка пристально посмотрел на меня. - Кротость?.. Да, есть, по лицу видно. (Ну, нет, думаю, ошибся ты.) А еще нужно смирение, молитва. Без смирения ничего достигнуть нельзя. Ну, да вот еще любовь нужно прибавить. Над всем этим надо стараться, чтобы приобрести.
В душе у меня была радость и глубокая благодарность батюшке за моего Ваню. Вели он мне в огонь броситься, я бы тотчас исполнила это, не задумываясь. Я почувствовала к батюшке нежную любовь и глубокую благодарность. Отец Алексей стал для меня не только старцем, но и «батюшкой».
Ну кто же она такая? - помолчав, спросил он.
Я поняла, что дело идет о той душе, которая желала видеть батюшку, и стала о ней рассказывать.
Это была дама из аристократии. Муж ее был расстрелян. Она не могла утешиться и как-то ужасно тупо и упрямо смотрела на свое горе.
Муж ее был пустой малый и жили-то они не особенно счастливо. Я с неудовольствием передала батюшке то время, когда она просила принять ее (она назначала время). Батюшка, видимо, имел понятие о ней, считал ее «барыней». Выслушав все, он назначил время, когда ей придти исповедываться в церковь. Она была, осталась очень довольна, хотя не получила от батюшки того, что думала. Ей хотелось, чтобы он снял с нее горе, дал бы ей радость, покой душевный, веру в будущую жизнь без участия ее воли. Батюшка же этого сделать не мог, так как нужно всегда, чтобы человек сам захотел обновиться и сам старался бы об этом. Но все же молитвы батюшки помогли ей. Теперь она стала спокойнее и с горем своим примирилась.
Батюшка встал, чтобы отпустить меня.
Простите, батюшка, за все и, если можно, благословите.
Он большим крестом осенил меня, стоящую на коленях, и сказал медленно:
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.
Это было мое первое благословение, полученное от него.
Всегда батюшка говорил эти слова особенно. Он чувствовал действительно Троицу, благодать Которой он призывал на стоящего перед ним человека.
Я ушла от батюшки с легким сердцем, как всегда все уходили от него. У него всегда все оставляли, все свои скорби, нужды и грехи. Он от нас брал все тяжелое, темное и давал нам взамен легкое, светлое, радостное. Он все наше сам передавал Богу; и еще здесь на земле, с дерзновением молился перед престолом своего алтаря своему Спасителю о всех тех, имена коих были как живые написаны в его сердце.
От батюшки сейчас же побежала к отцу Константину просить прощения. Он был очень поражен всем, что я ему рассказала, и сказал:
Бог простит. Да, нужно к нему ехать, - добавил он, помолчав.
Без батюшки я больше не могла жить. На дом к нему было очень трудно попасть, и нужно было ждать особенного случая для этого. И поэтому я решилась посмотреть, как с ним обстоит дело в церкви.
В церкви теперь мне все очень понравилось. Народу было всегда много и народ все такой серьезный, молящийся. И хорошо было видеть, как полуграмотные люди молились и как правильно понимали службу. Духовенства было всегда много, на батюшку посмотреть приходили. Служба была длинная, но не утомительная. Между духовенством выделялся один, особенно по своей горячности и необыкновенно серьезному отношению к службам - То был сын отца Алексея - отец Сергий. Когда я узнала, кто он, то стала к нему присматриваться издалека. Боялась я его ужасно.
В батюшкиной церкви можно было научиться понимать службу, здесь можно было научиться и молиться. Особенно хорошо читался канон. Пение и чтение было очень ясное, не то, что в других церквах.
В Маросейскую церковь ходить начала из-за батюшки, а постепенно сама служба начала меня привлекать. Я все слушала, все понимала, а что было мне непонятно, то спрашивала отца Константина своего. Во всем и во всех чувствовалась молитва; и все и всех покрывал своей благодатью отец Алексей.
Служил он просто. Я ожидала видеть что-нибудь особенное, или некоторое юродство, как это часто встречается у такого рода людей (ужасно этого не любила я), но здесь ничего такого не было. Не было ни малейшего юродства, ни желания скрыть свою праведность под какими-нибудь странными действиями.
Он был или батюшкой, или священником Алексеем Мечевым, или старцем Алексеем, смотря по обстоятельствам. Но во всех своих видах он был совершенно прост и правдив. Когда он хотел спрятать свою праведность, то он это делал так, что окружающие просто переставали замечать ее в нем.
Движения его были очень живые и быстрые. Молитвы читал подчас очень торопливо, но одно чувствовалось несомненно в нем, что он беседует с Богом для него живым, и что небо всегда отверсто ему. Несмотря на то, что он был весь в молитве, он всегда видел в церкви все и всех.
Чудно хорошо, бывало, звучит батюшкин голос; такой низкий-низкий, грудной, когда молитва особенно сильно творилась в нем. Бывало, на молебне круто повернется преподать благословение, и взгляд его темных глаз, горящих внутренним священным огнем, казалось, пронизывал насквозь толпу. И торжественно и свято звучал его «мир всем».
Как хорошо бывало за всенощной, когда батюшка в большие праздники благословлял нас иконой праздника. Бывало, остановится с нею в царских вратах, резко повернется к народу и большим благословением осенит ею народ. А сам в это время казался таким большим-большим.
И падал народ ниц перед благословением великого старца отца Алексея, служителя Божьего. И как чувствовалось это его благословение. И как дорого оно было нам…
( /var/www/perejit/data/www/сайт/cache/blocks/templates/block_value_4.php)О своём рождении старец Алексий рассказывал так: “Когда наступили роды, покойная матушка чувствовала себя очень плохо. Роды были трудные и так затянулись, что она была близка к смерти. В горе и тоске отец поехал в Алексеевский монастырь к обедне, которую по случаю праздника служил сам митрополит Филарет...”
Митрополит Московский и Коломенский Филарет горячо молился об умирающей от тяжёлых родов жене регента кафедрального Чудова монастыря Александре. После молитвы митрополит подал Алексею Ивановичу Мечеву просфору и сказал: “Бог милостив, всё будет хорошо. Родится мальчик, назови его Алексеем в честь празднуемого нами сегодня св. Алексия, человека Божия”.
Когда Алексей Иванович вернулся домой, его встретили с радостным известием: родился мальчик.
Старец Алексий часто вспоминал с благодарностью заботу и ласку митрополита Филарета к их семье, рассказывал как Владыка однажды спас от неминуемой смерти отца. Зимой по распоряжению митрополита были привезены музыкально одарённые мальчики, чтобы “ими пополнить митрополичий хор”. Детей выгрузили из саней, привели в теплое помещение. Вдруг Владыка быстро оделся, вышел во двор и сам начал обыскивать сани. При свете фонаря в одних санях он нашел спящего мальчика. Это был сын священника Коломенского уезда – Алексей. Позже, когда Алексей Иванович окончил Семинарию, митрополит предложил ему стать регентом митрополичьего хора.
Сын Алексея Ивановича, Алексий, сначала учился в Заиконоспасском Училище, затем – в Московской Духовной Семинарии, а после окончания Семинарии поступил в псаломщики в церковь Знамения на Знаменку.
В 1884 году Алексий женился на Анне Петровне Молчановой.
18 ноября 1884г. был рукоположен во диакона в Никитском монастыре преосв. Мисаилом, епископом Можайским. 19 марта 1893 г. был рукоположен во священника преосв. Нестором. Молодому священнику достался бедный приход маленькой церкви Св. Николая на Маросейке. Нужна была большая вера, чтобы, не смотря на трудности, не упасть духом. Старец Алексий с грустью рассказывал духовным детям:
– Восемь лет я служил каждый день Литургию при пустом храме, один протоиерей говорил мне: “Как ни пройду мимо твоего храма, все у тебя звонят. Заходил я к тебе – пусто. Ничего не выйдет у тебя, понапрасну звонишь”.
К несчастию тяжело заболела жена отца Алексия, ему одному приходилось заботиться о детях, ухаживать за прикованной к постели супругой. В августе 1902 г. умирает жена отца Алексия.
По промыслу Божиему, в то время по делам благотворительности на Маросейку приехал о. Иоанн Кронштадтский . Великий пастырь сказал о. Алексию: “Ты жалуешься на скорби и думаешь – нет на свете горя больше твоего, так оно тебе тяжело. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его горе на себя и тогда увидишь, что твое несчастие мало, незначительно в сравнении с общим горем; и легче тебе станет”.
Довелось о. Алексию и сослужить о. Иоанну Кронштадтскому в одной из московских церквей. После этой знаменательной встречи о. Алексий “весь уходит в чужое горе, растворяет свое горе в общей скорби”.
Отец Алексий теперь никогда не остается один, с утра до вечера отдаёт себя людям, он для них уже не только пастырь, а родной отец и заботливая мать. Вскоре о старце заговорила вся Москва. уже не может вместить всех желающих, “с раннего утра до поздней ночи толпится народ, среди простых людей, появляются профессора, врачи, учителя, писатели, инженеры, художники, артисты”.
Cтарец Алексий говорил, что, дал ему детскую веру. Очевидцы рассказывали, что за богослужением он преображался. Его детская вера часто обнаруживалась в слезах, особенно за божественной литургией. Часто он затруднялся произносить возгласы:“Придите, ядите...” или “Твоя от Твоих”. При этих словах по его изменившемуся голосу всякий в храме понимал, что он плачет. Его лицо было полно умиления, и плач его захватывал и служивших ему”.
– И я плакал, пригнувшись к престолу, – говорил служивший ему диакон.
Этот дар слёз, которым обладал Батюшка за своё смирение, особенно проявлялся в нём при чтении Великого канона св. Андрея Критского . Он его не читал, он произносил эти тропари как свои слова из глубины сокрушённого сердца, обливаясь слезами. Вся церковь сливалась с ним в умилении...”
Из воспоминаний духовного сына старца Алексия: “Слишком запечатлелся перед нами образ о. Алексия. Нельзя забыть ни его светящихся приветом, небольших, но глядевших проникновенно голубых глаз, ни его чисто русского, родного благостно улыбающегося лица, на котором было написано столько доброты и душевной теплоты, что казалось их с избытком хватило бы на всех, кто имел счастье видеться и встречаться с ним. После большого семейного горя – потери близкого человека – я поспешил на Маросейку. Своим чутким сердцем о. Алексий понял всю глубину моей скорби и утешил без всяких слов одним лишь благостным видом. По окончании панихиды, у меня в порыве благодарности, невольно вырвалось: “Добрый Батюшка!”.
У одной женщины, проживавшей в Туле, без вести пропал сын, ей посоветовали съездить в церковь “Николы в Клённиках” к старцу. Женщина приехала в Москву, пришла в церковь, и очень удивилась, когда после литургии услышала слова старца, протягивающего ей крест через головы шедших впереди неё людей:
– Молись как за живого.
Удивлению женщины не было предела, ведь священник впервые видел её, и не мог знать о её горе. А позже, при личной встрече, старец Алексий сказал:
– Вот тут на днях была у меня мать: всё о сыне беспокоится, а он преспокойно служит в Софии на табачной фабрике.
Затем благословил женщину и подарил бумажную иконку со словами:
– Ну, Бог благословит.
Позже стало известно, что вскоре женщина получила от сына из Болгарии письмо, в котором он сообщил, что работает в Софии на табачной фабрике.
Очевидцы вспоминали, как однажды в храм вошёл пьяный, “оборванный, весь трясущийся человек” и обратился к старцу Алексию:
– Я совсем погиб, спился. Погибла душа моя... спаси... помоги мне...
Старец подошёл к несчастному совсем близко, с любовью взглянул в его глаза, положил руку на плечо и сказал:
– Голубчик, пора нам с тобой перестать винцо-то пить.
– Помогите, Батюшка, помолитесь!
Старец Алексий взял страждущего за правую руку и повёл к алтарю, торжественно раскрыл царские ворота и, поставив его рядом с собой на амвоне, начал молебен. После молебна старец Алексий трижды осенил несчастного, дал ему просфору и трижды поцеловал его. Спустя некоторое время в храм к свечному ящику подошёл прилично одетый мужчина и выразил желание отслужить благодарственный молебен. Увидев старца, мужчина бросился с рыданием к его ногам. Старец узнал в нём того несчастного и воскликнул: Василий, да ты ли это?
Василий рассказал, как по молитве старца бросил пить, был принят на “хорошее место”.
Из воспоминаний духовной дочери старца:
– Никогда Батюшка не требовал к себе внимания, каких-либо знаков почтения и не только не требовал, но и сторонился их... В 1920 году чудовские сёстры подняли вопрос о награде о. Алексию. В марте 1923 года исполнилось 30 лет служения его в сане священника... Настал день, когда Батюшка был вызван на патриаршую службу и награждён крестом... Вечером все собрались на вечернее богослужение и с волнением ждали, когда придёт Батюшка... После краткого молебна он обратился к народу... Закрывая лицо руками, он говорил о своём недостоинстве. Его слово было всенародным потрясающим исповеданием своего ничтожества, своей полной во всём недостаточности, негодности и слабости. Казалось, что этот крест с камушками совсем задавил его. К слёзной, потрясающей всех исповеди Батюшка с глубоким смирением поклонился до земли, прося у всех прощения.
Из воспоминаний монахини Иулиании:
– Батюшка, особенно за богослужением, как бы светился каким-то особым, ни с чем не сравнимым внутренним светом. Обилие благодати, почивавшей на нём, иногда для некоторых проявлялась и вовне: он стоял на воздухе и из глаз его как бы сыпались искры. Когда одна из верующих простодушно рассказала ему, каким она его видела, он ответил: “Никому не говори об этом до самой моей смерти. Тебе надо было видеть меня грешного, по Божиему милосердию, в духе. Помни: это – только любовь и милосердие Божие ко мне, грешному”.
Старец отмечал: “Много нужно понести скорбей, чтобы научиться молиться. Сердце пастыря должно расшириться настолько, чтобы оно могло вместить в себя всех нуждающихся в нём”.
Епископ Арсений говорил: “Но если молитва бодрит и освежает человека, то принятие на себя страданий ближних сокрушает сердце пастыря, делает его физически больным”. Батюшка о. Алексий стал страдать той болезнью сердца, от которой впоследствии скончался... Наступил 1923 год. Батюшке становилось всё хуже. Жалко было смотреть, как он задыхается от мучительной одышки... Все кто видели Батюшку в эту зиму, замечали, что он был каким-то особенно светлым, светился каким-то особым, духовным, неземным, нетленным светом, в котором сочеталась такая же неземная, тихая радость.
– Батюшка, как тяжело думать, что вас не будет.
– Глупыш, я всегда с Вами буду...
Другой своей духовной дочери он незадолго до смерти сказал:
– Молись за меня, а я – за тебя, любовь по смерти не умирает. И если я обрету дерзновение перед Богом, за всех буду молить Бога, чтобы вы все там были со мной.
Из воспоминаний духовной дочери старца: “Подле него была Нина. Она со скорбью и беспокойством наклонилась к нему. Батюшка взял её голову обеими руками и прижал к груди... В эту минуту она услышала в его груди сильный звук как бы лопнувшей пружины. Батюшкины руки ослабели и упали. Глаза закрылись навсегда. Это была пятница 9/22 июня 1923 года”.
В августе 2000 года Юбилейный Архиерейский Собор определил: Пресвитера Московского Алексия Мечева – причислить к лику святых.
Молитва Святому праведному Алексию, Пресвитеру Московскому
К тебе, о праведный отче Алексие, мы, грешнии и недостойнии, притекаем и со умилением взываем ти: призри ныне милостивно с высоты святыя своея на Отечество наше и нас, тя прославляющих. Приявший в житии своем тяготы людей и сердцем милующим понесый скорби их, приими в молитвенное твое предстательство и нас, грехи многими обремененных и суетою мира сего утружденных.
В тебе, о дивный старче, прославися Господь, явив тя таинником милости Божией. Тя призываем неотступно: буди врач душам и телесем нашим, унывающим – утешитель, малодушным дерзновение низпосли, помраченных злобою всепрощению научи, воздержанию способствуй. Воспламени, благий делателю винограда Христова, хладные сердца наша ревностию служения твоего, научи молитве непрестанной и деятельной любве с утеснением себе ради блага ближних наших. Укрепи молитвами твоими чада Церкви нашея, да поживем в любве и мире, а вне ограды церковныя пребывающии да уразумеют Христову Истину и вкупе с нами прославят Животворящую и Нераздельную Троицу и твое милостивное предстательство во веки веков. Аминь.
Поминайте наставников ваших, которые
проповедывали вам Слово Божие, и, взирая
на кончину их жизни, подражайте вере их.
Евр 13:7
Верующим москвичам хорошо знакомо имя прозорливого батюшки протоиерея Алексея Мечева и его сына протоиерея Сергия, настоятелей храма святителя Николая в Кленниках на Маросейке. Два-три десятилетия назад еще встречались люди, лично общавшиеся с отцом Алексеем, и его имя с благоговением поминалось не только в Москве, но и в далекой Средней Азии и в Прибалтике, где совершали священническое служение духовные дети старца. Промыслом Божиим быстротекущее время не удалило, а приблизило к нам батюшку. В 1990 году храм святителя Николая, закрытый в 1932 году, был возвращен Церкви, и вновь образовавшаяся маросейская община ощущает свою преемственную связь с духовными чадами отца Алексея и отца Сергия. Теперь мы имеем возможность прочесть в печатных изданиях те воспоминания о маросейских пастырях, которые более полувека передавались из уст в уста, переписывались от руки, перепечатывались на машинке. Особенно ценны для нас уже выдержавшие два издания “Жизнеописание московского старца Алексея Мечева”, составленное его духовной дочерью, выдающимся иконописцем монахиней Иулианией (Марией Николаевной Соколовой), и роскошно оформленный третий том из серии “Русское Православие XX века” , вместивший огромный материал из архива другой духовной дочери отца Алексея, Елены Владимировны Апушкиной, имевшей счастье дожить до его публикации.
Особая роль отца Алексея в истории Русской Церкви заключается в том, что он осуществил на практике идею “монастыря в миру” , создал православную общину, которая после его кончины выдержала испытание временем и в эпоху жесточайшей борьбы государства с религией служила закваской христианского образа жизни, свидетельствуя верой и любовью к Богу и людям о вечной евангельской Истине. Для отца Алексея христианство не было отвлеченным учением, сводом жестких правил или культурной традицией, оно было для него жизнью, и он мог с Апостолом сказать “уже не живу я, но живет во мне Христос” (Гал 2:20). К этой жизни во Христе он приобщал свою паству, тщательно вникая в сущность и душу каждого человека, объемля каждого своею милующей любовью, беря на себя горе и тяготы всех. Этот опыт воспитания любовью и сейчас бесконечно дорог и необходим нам, и для того, чтобы его усвоить, мы должны внутренне сблизиться с личностью батюшки, сердцем войти в ту жизнь, которую он прожил. Ради этого предлагаем читателю краткий биографический очерк, составленный на основании опубликованных трудов о блаженном старце.
Жизнеописание протоиерея Алексея Мечева
Протоиерей Алексей Мечев родился 17 марта 1859 года в благочестивой семье Алексея Ивановича Мечева, регента митрополичьего хора Чудова монастыря в Кремле. А. И. Мечев был сыном священника Коломенского уезда Московской губернии и в детстве был спасен от гибели на морозе самим святителем Филаретом Московским, который сделал мальчика своим воспитанником. Святитель Филарет следил за жизнью семьи Мечевых и не раз показывал прозорливость в отношении сына регента, будущего отца Алексея. Само рождение отца Алексея произошло при молитвенном содействии Святителя. В день памяти святого Алексия человека Божия он совершил Божественную литургию в Алексеевском монастыре и обратил внимание на своего любимого регента, убитого горем. Узнав, что у Алексея Ивановича умирает в родах жена, святитель Филарет утешил его словами: “Помолимся вместе… Бог милостив, все будет хорошо. Родится мальчик, назови его Алексеем в честь празднуемого нами сегодня святого Алексия человека Божия”. И отец Алексей всю жизнь благоговел перед памятью святителя Филарета, вспоминал его заботу об их семье, считал его высочайшим образцом пастырства и сам следовал примеру Святителя в своем самопожертвовании и безжалостной к себе требовательности при исполнении пастырского долга. В домашнем быту Мечевых формировался характер будущего “народного батюшки”: здесь царили любовь и радушие, открытость, гостеприимство, готовность поступиться своими удобствами ради пользы ближнего; двухкомнатная квартирка всегда была полна народом, так что у маленького Лени никогда не было своего угла, он с детства привык быть на людях, неизменно оставаясь простодушным и мирным .
Учился будущий батюшка сперва в Заиконоспасском училище, а затем - в Московской Духовной семинарии. Желая отдать себя на служение людям, он собирался после семинарии поступить в университет и стать врачом, но мать желала видеть его священником, и юноша из послушания матери принял на себя обязанности псаломщика при церкви Знамения Божией Матери на Знаменке. Тут ему пришлось много претерпеть от настоятеля, который сурово обращался с псаломщиком, оскорблял и даже бил его. Кроткий Алексей сносил все с терпением и впоследствии благодарил Бога за то, что дал ему пройти такую школу, а своего настоятеля, отца Георгия, вспоминал как учителя с большой любовью.
В 1884 году Алексей Мечев женился на Анне Петровне Молчановой и вскоре был рукоположен в диакона. Рукоположение состоялось в Никитском монастыре, и молодой диакон получил назначение в церковь святого великомученика Георгия, что в проезде Политехнического музея.
Отец Алексей любил свою семью. Анна Петровна также нежно любила мужа, вполне его понимала и сочувствовала во всем, была ему первым помощником на пути к Христу, ее дружескими замечаниями он дорожил и слушал их так, как иной слушает своего старца; тотчас исправлял замеченные ею недочеты .
19 марта 1893 года диакон Алексей Мечев принял сан священника. Рукополагал его преосвященный Нестор, управляющий Московским Новоспасским монастырем. С этого дня вся жизнь отца Алексея неразрывно связана с маленьким храмом святителя Николая в Кленниках в самом центре Москвы, в начале улицы Маросейки, где он тридцать лет нес подвиг иерейского служения.
Духовная жизнь большинства малых московских приходов тех лет была подобна каменистой бесплодной почве: богослужение совершалось здесь не каждый день, его редко кто посещал, прихожане говели обычно раз в год великим постом, скорее следуя обычаю, чем влечению сердца. Приступая к пастырскому служению, отец Алексей Мечев поставил перед собой ясную цель - устранить образовавшийся разрыв между народом и Богом, умягчить человеческие души, сделать их способными к восприятию богатейшего сокровища православной литургической и аскетической традиции. Возвращая людям сокровище святоотеческого духовного опыта, молодой священник начал с того, что установил в своем храме ежедневное совершение утрени и литургии сначала только утром, но вскоре дополнил его и вечерним богослужением. “Мне хотелось дать Москве, - говорил впоследствии батюшка, - один храмик, где каждый верующий именинник при желании мог бы услышать в день своего Ангела величание своему святому” . Подлинное воцерковление прихода не могло совершиться мгновенно, на это требовались годы смиренной молитвы иерея о вверенных ему Господом душах. По признанию самого отца Алексея, он восемь лет ежедневно служил литургию при пустом храме. И сила его любви растопила лед равнодушия. О том, какова эта любовь, свидетельствует один случай, имевший место в начале его пастырства. В самый канун Рождества Христова его пригласили причастить больную. По окончании утреннего богослужения батюшка тотчас отправился по оставленному адресу. С трудом отыскал он где-то на чердаке маленькую ободранную комнату, совершенно пустую. Здесь лежала тяжело больная женщина, а около нее сидели и ползали на полу бледные, полуголодные дети. Эта крайняя нищета потрясла отца Алексея. Он пришел прямо из храма, при нем были деньги и, уходя, он не задумываясь оставил там свой кошелек. Домой вернулся без копейки. Домашние стали просить денег, чтобы купить что-нибудь к празднику. Сделав вид, что крайне занят, батюшка велел обождать; между тем сам впал в раздумье: правильно ли он поступил, ничего не оставив для себя… там дети и тут дети; там - нищета и здесь - бедность. Он стал усердно молиться. Опять просят денег, велит обождать. Уже под вечер, незадолго до начала всенощной, раздался звонок: принесли денежный пакет и записку с просьбой поминать таких-то и таких-то родственников. Батюшка был поражен этой милостью Божией за оказанную милость, и как сам навсегда утвердился в вере, так и в других потом укреплял веру в никогда не дремлющий Промысл Божий .
Любовь отца Алексея, соединенная с глубочайшей верой и молитвой, не только подвигала его отдавать последнее нуждающимся, но была способна на нечто значительно большее: она имела дерзновение исхитить из рва погибели отчаявшегося в себе человека. Примером может служить такой случай: “Как-то после ранней обедни, в будний день, подошел к батюшке пьяный, оборванный человек, весь трясущийся, и, едва выговаривая слова, обратился к батюшке: «Я совсем погиб, спился. Погибла душа моя… спаси, помоги мне… Не помню себя трезвым… потерял образ человека…». Не обращая внимания на его омерзительный вид, батюшка совсем близко подходит к нему и, любовно заглядывая ему в глаза, кладет на его плечи руки и говорит: «Голубчик, пора нам с тобой уже перестать винцо-то пить». - «Помогите, батюшка дорогой, помолитесь». Батюшка, взяв его за правую руку, ведет к амвону и, оставляя его там, уходит в алтарь. Открыв завесу царских врат главного Казанского придела, торжественно распахивая царские врата, начинается молебен, величественным голосом произнося: «Благословен Бог наш…» и, взяв за руку грязного оборванца, ставит его рядом с собой у самых царских врат. Опускаясь на колени, со слезами начинает усердно возносить молитву Господу Богу. Одежда оборванца была настолько порвана, что тело обнажалось, когда он, по примеру батюшки, клал земные поклоны.
По окончании молебна батюшка трижды осенил крестом несчастного и, подавая ему просфору, три раза его поцеловал.
Через непродолжительный срок к свечному ящику подошел прилично одетый мужчина и, покупая свечу, спросил: «Как бы увидеть отца Алексея?». Узнав, что батюшка в храме, он радостно заявил, что желает отслужить благодарственный молебен. Вышедший на амвон батюшка воскликнул: «Василий, да это - ты»?! С рыданием бросился к его ногам недавний пьяница, прослезился и батюшка, начал молебен. Оказалось, что Василий получил хорошее место и прекрасно устроился” .
Постепенно об отце Алексее все больше и больше узнавали труждающиеся и обремененные, ищущие поддержки и утешения. На Маросейку, в храм святителя Николая в Кленниках потянулись богомольцы со всей Москвы, батюшку стали приглашать на требы в разные концы города. Во все праздничные и воскресные дни батюшка произносил поучения, обычно на темы дневных Апостольских и Евангельских чтений или жития празднуемого святого. В устах отца Алексея Слово Божие приобретало всю присущую ему Божественную силу, проникало в сокровенные тайники души и вызывало ответный отклик в чувствах вины и покаяния. Батюшка располагал людей к регулярному причащению, более частому, чем было принято в приходских храмах. Он неустанно напоминал родителям об их долге по отношению к детям, долге нравственного воспитания и постоянной заботы, учил всех любви к Богу, близкому и милосердному, и ради Него - любви к ближним, самоотверженной, жертвенной любви, которая начинается с внимания к себе, с борьбы с собственными недостатками и распространяется затем на тех, с кем сводит нас Господь в повседневной жизни. Любовь есть энергия и двигатель христианства, а разум есть только рабочая сила у сердца, - считал батюшка. Быть с людьми, жить их жизнью, радоваться их радостям, печалиться их скорбями, - вот в чем видел он назначение и уклад жизни христианина, а особенно пастыря . Приводим выдержки из некоторых проповедей и бесед отца Алексея:
“…Со слезами прошу и молю вас - будьте солнышками, согревающими окружающих вас, если не всех, то семью, в которой Господь вас поставил членом.
Будьте теплом и светом для окружающих; старайтесь сперва согревать свою семью, трудитесь над этим, а потом эти труды вас так завлекут, что для вас уже будет узок круг семьи, и эти теплые лучи со временем будут захватывать все новых и новых людей и круг, освещаемый вами, будет постепенно все увеличиваться и увеличиваться…
Господь говорит: «доколе Я в мире, Я - свет миру». Этим Он говорит, что наш долг - светить другим.
А между тем сами мы ходим во тьме, не только уж не светим другим, поэтому мы должны обращаться к Господу, просить у Него помощи, потому что мы, как бы сильны ни были, какие бы преимущества ни имели, - мы все-таки без Бога - ничто; и потом у нас великое множество грехов, и потому мы сами не можем достигнуть того, чтобы светить и согревать других…” (Из проповеди на неделю о слепом, 1919).
“…Бывают минуты, когда очень хочется какому-нибудь человеку помочь, это несомненно Господь располагает так сердце на спасение другого; только будьте чистыми сосудами, чтобы Он мог через вас действовать и иметь орудием в Своих руках.
Господь и со креста не сердится, простирает к нам руки и зовет нас. Хотя все мы Его распинаем, но Он есть любовь и готов все нам простить. У нас иногда считается простительным, когда устанешь, раздражиться, или еще что (себе позволить), но при каких бы ты обстоятельствах ни находился, как бы ты ни устал или ни был болен, ты должен делать только так, как заповедал Христос…
Всех обнять любовью может только Господь, а потому полюбить всех мы можем только через Христа…
Священник должен принадлежать народу, приходите и берите, что у меня есть, все, чем я богат, а я богат службой церковной, слезами, о грехах все плачу…
Не надо сердиться на тех, которые тебя оскорбляют, они ведь ради своей злобы, ненависти и так удаляются от Бога, теряют, значит, все, потому что без Бога на что же годен человек, а тебе Господь дает случай спасти их, если сводит тебя с ними, а если так, значит они ведут тебя к Богу, в рай, к блаженству, можно ли сердиться на них?..
Мы должны подражать любви Божией. Случай сделать кому-нибудь добро - это есть милость Божия к нам, поэтому мы должны бежать, стремиться всей душой послужить другому. А после всякого дела любви так радостно, так спокойно становится на душе, чувствуешь, что так и нужно делать, и хочется еще и еще делать добро, а после этого будешь искать, как бы кого еще обласкать, утешить, ободрить. А потом в сердце такого человека вселится Сам Господь: «Мы придем к нему и обитель у него сотворим». А раз Господь будет в сердце, такому человеку некого бояться, никто ничего ему не может сделать…
Молитва - это важное и необходимое дело. Молиться нужно и можно всегда и везде. Как явится мысль какая, чувствуешь соблазн ко греху, видишь, что сейчас падешь, так и нужно обратиться ко Господу и к Божией Матери: «Владычице, помоги, мне хочется быть хорошим, помоги мне быть Твоим чистым сыном», и пока еще будем молиться, мысль злая исчезнет. А потом привыкнем и всегда будем молиться. Всякое дело нужно начинать с молитвы.
Мы не должны раздражать друг друга; когда видим, что человеку тяжело, нужно подойти к нему, взять на себя его груз, облегчить, помочь, чем можно; так поступая, входя в других, живя с ними, можно совсем отречься от своего Я, совсем про него забыть. Вот когда мы будем это понимать и молитву, тогда мы нигде не пропадем, куда бы мы ни пришли, и с кем бы ни встретились” (Из беседы на житие преподобного Макария Великого) .
Пастырский труд отца Алексея не ограничивался стенами храма, он вел также работу в Обществе народного чтения и открыл у себя церковную школу для беднейших детей своего прихода. Вокруг него сплотилось постепенно немало духовных детей. К десятилетию служения батюшки церковь святителя Николая в Кленниках была уже капитально отремонтирована усердием состоятельных прихожан, были приобретены новые, добротные облачения. Всякий входящий сюда чувствовал себя неожиданно попавшим в земной рай, где все ликует искренней, простой, святой радостью. Живым выразителем этой радости был сам батюшка, один его вид снимал с сердца весь лед мертвящего греха, разрушал все перегородки, разделяющие людей . Он стремился дать своим прихожанам то, что люди, жаждущие духовной жизни, искали и обретали в монастырях, он прививал любовь к богослужению и обучал суровой науке самоотречения, наставляя на путь деятельной любви к ближним.
В 1902 году отца Алексея постигло тяжелое личное горе, скончалась его матушка Анна Петровна, оставив четверых малолетних сирот. Впоследствии батюшка так вспоминал о пережитой им скорби: “Господь посещает наше сердце скорбями, чтобы раскрыть нам сердца других людей. Так было и в моей жизни. Случилось у меня большое горе: лишился я подруги жизни моей после многих счастливых лет совместной жизни. Господь взял ее и для меня померк весь свет. Заперся я у себя в комнате, не хотел выходить к людям, изливал свою скорбь пред Господом” . Из этого внутреннего кризиса убитого горем священника вывел кронштадтский пастырь, поставивший его на новое поприще служения людям. Близкая к отцу Алексею семья пригласила приехавшего в Москву отца Иоанна к себе в дом, и здесь состоялась встреча двух пастырей. “Вы пришли разделить со мной горе?”-спросил отец Алексей. - “Не горе пришел я разделить, а радость, - ответил отец Иоанн, - тебя посещает Господь; оставь свою келью и выйди к людям. Только отныне и начнешь жить. Ты жалуешься на свои скорби и думаешь - нет на свете горя больше твоего, так оно тяжело тебе. А ты будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет”. Тут же отец Иоанн указал на молитву как на первое могущественнейшее средство в предложенном подвиге.
После первой встречи с отцом Иоанном отец Алексей имел случай и сослужить ему в одной из московских церквей. Благодать Божия, обильно почившая на отце Иоанне, по-новому осветила весь жизненный путь отца Алексея.
“Послушался я слов отца Иоанна - и люди предо мною стали другими. Увидел я скорби в их сердцах, и потянулось к ним мое собственное скорбное сердце; в их горе потонуло мое личное горе. Захотелось мне снова жить, чтобы утешать их, согревать их, любить их. С этой минуты я стал иным человеком: я воистину ожил. Вначале я думал, что делаю что-то и уже многое сделал; но после того, как пришлось увидеться с отцом Иоанном Кронштадтским, я почувствовал, что не сделал еще ничего” .
Святой праведный Иоанн Кронштадтский возвел отца Алексея на новую ступень пастырского подвига, и смиренный маросейский батюшка нес его два десятилетия до конца своих дней в годы трех русских революций и первой мировой войны, когда вихрь революционного урагана сметал на своем пути тысячелетние устои православной государственности и культуры. Церковь Христова стояла тогда лицом к лицу с той силой миродержца века сего, которая тщилось эту Церковь разрушить извне и изнутри. В начале XXвека традиция христианского благочестия была еще достаточно твердой и крепкой, и духоносные старцы многочисленных обителей наставляли на путь духовной жизни словесное стадо Христово. Промыслом Божиим этой традиции суждено было почти целиком прерваться: после 1917 года началась эпоха гонений на религию, закрытия и поругания храмов и монастырей, физического истребления духовенства. Служение отца Алексея Мечева было подготовкой народа Божия к христианской жизни в новых условиях. У настоятеля храма святителя Николая в Кленниках не было ни светского, ни богословского высшего образования, не было представительной наружности и природного дара красноречия, и многие, войдя впервые в этот храм, уходили разочарованные, встретив простенького, на вид сельского батюшку. Однако близко знавшие почитали его святым, прозорливым и полностью вверяли ему свою жизнь. В нем не было ничего броского, того, что ценится людьми плотскими, но в нем было сияние образа Божия, в нем действовал христианский образ жизни; батюшка созидал в душах человеческих нерукотворный храм Божий, закладывая фундамент духовной жизни у тех, кому предстояло нести свой христианский подвиг в 20-е, 30-е и более поздние годы. С особой любовью отец Алексей сеял семя Христовой веры в детские сердца. Вскоре после кончины своей матушки он взял на себя обязанности законоучителя в частной женской гимназии Е. В. Винклер на стыке Маросейки и Чистых прудов. Коллеги по этой гимназии вспоминали впоследствии, с какой любовью и заботой относился батюшка к ученицам, как умело преодолевал формализм, превращая свой урок в живую беседу о христианской нравственности . Именно здесь познакомилась с батюшкой его будущая духовная дочь Таня Фомина, дочь университетского профессора-медика, ушедшая затем в Аносину пустынь и принявшая подвиг исповедничества (в монашестве Магдалина) .
В раннем отроческом возрасте пришла к отцу Алексею на исповедь и стала его духовной дочерью Мария Соколова, осиротевшая дочь отца Николая Соколова, настоятеля храма Успения в Гончарах. С первой же исповеди девочка записывала слова батюшки и вела свой дневник постоянно до самой его кончины. Духовное окормление отца Алексея определило весь дальнейший жизненный и творческий путь Марии Николаевны, будущей монахини Иулиании, выдающегося иконописца и жизнеописателя батюшки .
Для сирот и детей неимущих родителей отец Алексей устроил приют и начальную школу в нижнем этаже своего храма; благодаря его заботам дети участвовали в жизни храма и впоследствии выходили в жизнь полезными работниками . Батюшка вел в своей школе уроки закона Божия, предпринимал летом вместе с детьми путешествие в Троице-Сергиеву Лавру. Общался с детьми у себя на квартире, всегда используя любовь и ласку как самое действенное средство воспитания.
О том, как умел батюшка, побеждая зло добром, воздействовать даже на революционную молодежь, свидетельствует эпизод, связанный с событиями 1905 года: “…в батюшкин храм во время утрени пришла целая толпа студентов. Батюшка был в алтаре и услышал мужские голоса, плясовые напевы. Вошедшие так бесчинствовали, что испуганный псаломщик едва окончил шестопсалмие. Кто-то посоветовал батюшке выгнать их, но он только горячо молился. Один из студентов отделился от товарищей и вошел в алтарь. Батюшка стоявший у жертвенника, быстро обернулся, ласково встретил безумца: «Как приятно видеть, что молодые люди начинают свой день молитвой… Вы пришли помянуть родителей?». Сраженный таким неожиданным сердечным обращением, вошедший оторопело пробормотал - «Да-а-а…».
По окончании утрени батюшка обратился к пришедшим со словом, в котором напомнил этой молодежи, стремящейся бороться за широкое счастье, о семье, о родителях, которые любят их, возлагают на них надежды, что когда они получат образование, то станут их кормильцами… Он говорил так от души, так искренне и любовно, что растрогал их, многие плакали; некоторые остались петь обедню, а потом стали его друзьями и богомольцами, а некоторые и духовными детьми. Они признались батюшке, что… пришли его «бить»… вошедший же в алтарь студент должен был спровоцировать скандал.
Через несколько дней с тем же намерением пришли курсистки, начали вызывающе разговаривать с батюшкой, стараясь всячески уколоть его, что-де вот он только служит, а надо бедным помогать… Результат был тот же. Батюшкина любовь победила их. Именно с этого времени, говорил батюшка, учащаяся молодежь стала посещать его храм” . Отец Алексей был совсем особенный человек, несравнимый ни с кем из современных ему московских пастырей. Он шел своим путем, шел путем высшим - путем любви. Он весь уходил теперь в чужое горе и в чужое страдание, растворяя свою печаль в общей скорби. Те, кто приходил к нему, чувствовали себя облегченными и обрадованными, несмотря на глубокое горе. Таинственным актом молитвы отец Алексей переносил на себя их беды, а им передавал свою благодать и радость, становясь для всех не только пастырем, не только отцом, но и заботливой матерью. В его нежном сердце людское горе переживалось очень остро и мучительно: проходили месяцы, годы, а он, обливаясь слезами и стеная, как от сильной физической боли, вспоминал прискорбные обстоятельства каких-то чужих и впервые им увиденных людей. Вокруг дома отца Алексея всегда толпился народ, - на лестнице, во дворе. Среди простых людей здесь появлялись профессора, врачи, учителя, инженеры, художники, артисты. Приходили к нему и инославные (армяне), и магометане, и иудеи, и даже неверующие. Одни приходили в глубокой тоске, иные - из любопытства, желая посмотреть на знаменитого человека, некоторые как враги, чтобы изобличить или задеть. И со всеми устанавливались свои особые, индивидуальные отношения. Каждый что-то от него получал. Многие навсегда связывали с ним свою духовную жизнь. Как много было таких, кто, однажды попав в храм святителя Николая в Кленниках, удерживался здесь навсегда. Именно так составилась Маросейская община, по разнообразию своему могущая сравниться с Россией: тут находили свое место все сословия, состояния, возрасты, профессии, степени развития, национальности. Без всяких формальностей, юридических связей и правил община существовала как тесно сплоченное целое, всякий, кто добровольно соединялся с ней, добровольно нес свои труды и жертвы на пользу общины .
“Маросейская община, - писал в 1924 г. отец Павел Флоренский, - была по духовному своему смыслу дочерью Оптиной пустыни: тут жизнь строилась на духовном опыте. Отец Алексей учил своею жизнью, и все вокруг него жило, каждый по-своему и по мере сил участвовал в росте духовной жизни всей общины. Поэтому, хотя община и не располагала собственной больницей, однако многочисленные профессора, врачи, фельдшерицы и сестры милосердия - духовные дети отца Алексея - обслуживали больных, обращавшихся к отцу Алексею за помощью. Хотя не было своей школы, но ряд профессоров, писателей, педагогов, студентов, также духовных детей отца Алексея, приходили своими знаниями и своими связями на помощь тем, кому оказывалась она потребной. Хотя и не было при общине своего организованного приюта, тем не менее нуждающихся или обращавшихся за помощью одевали, обували, кормили. Члены Маросейской общины, проникая во все отрасли жизни, всюду своею работой помогали отцу Алексею в деле «разгрузки» страждущих. Тут не было никакой внешней организации, но это не мешало быть всем объединенными единым духом” . В общине были люди, которые ежедневно ходили в церковь, и были люди, которые бывали в храме раз в год. Были люди, которые молились каждый день, и такие, которые молятся изредка. Были люди, уже готовые к монашеству, и люди, еще не вошедшие как следует в Церковь. Батюшка был всем для всех. Приходящий к старцу отцу Алексею сталкивался с силой, основанной на опыте и опытном познании себя и других. К этому опытному христианству он призывал всех.
О том, что получали люди от маросейского батюшки, в чем заключалось его окормление человеческих душ, свидетельствуют воспоминания его близкого друга, преосвященного Арсения Жадановского: “Милующая любовь - вот чем богат был отец Алексей, оттого-то так много уходило от него духовно исцеленных; оттого-то немало было у батюшки случаев обращения на путь спасения людей, которые, находясь в круговороте жизни, считали себя погибшими, отчаивались, не решались уже идти к обычному духовнику, а искали кого-то выдающегося, особенного, и это особенное они находили именно в отце Алексее.
Так, отец Алексей горел весь любовью, и если он не говорил о любви, то о ней свидетельствовали его взор, всякое движение. Своим отношением к людям он проповедовал то, что мы читаем на Пасху в трогательном Слове святителя Иоанна Златоуста: «Приходите все к великому Празднику Воскресения Христова - постившиеся и не постившиеся, пришедшие рано и в последний час, - все приходите, ничтоже сумняся. В этот великий день всем открыты двери Божественной любви». Далее, отец Алексей обладал здравым смыслом и проницательным умом, что дало ему возможность развить в себе большой духовный опыт, который в связи с его постоянным бодрствованием над собой проявлялся в умении лечить греховные язвы людей. Отец Алексей без слов понимал чувства всех обращавшихся к нему как к духовному отцу; он хорошо знал человеческие слабости и, не потворствуя им, как-то особенно осторожно, деликатно, нежно прикасался к душе каждого <…>
Руководить душой человека помогала отцу Алексею еще его прозорливость, основанная на том же духовном опыте. Когда он начинал говорить со своим собеседником, то последний замечал, что вся его внутренняя жизнь, с ошибками, грехами, может быть, преступлениями, известна до конца отцу Алексею, что его взор как-то физически видит все, не только отобразившееся во внешних событиях и поступках, но даже и не вышедшее из глубины помыслов и переживаний. Отец Алексей не только понимал и видел чужую жизнь, но способен был находить ее разгадку, неведомую часто самому пришедшему.
Отец Алексей не только умел говорить о симптомах душевных болезней и их глубоких причинах, но указывал и радикальные средства к их излечению.
Прежде всего он требовал покаяния, но не формального, а глубокого, искреннего и смиренного, со слезами, способного произвести перерождение, обновление всей внутренней природы грешника. Не любил поэтому отец Алексей исповеди по записке, а требовал сознательного отношения к своим поступкам, твердого намерения исправиться. «Виноватым всегда считай себя, - говорил он, - а других оправдывай».
Покаяться для батюшки значило, по слову апостола Павла, отложить прежний образ жизни ветхого человека и облечься в нового человека, созданного по Богу (Еф 4:22–24; Кол 3:9–10). А так как такому покаянию часто мешает наша слабая, дряблая воля, парализованная дурными привычками и страстями, то на укрепление этой воли, по мнению отца Алексея, должен обращать внимание всякий желающий проводить жизнь во Христе…” .
Узы духовного родства связывали маросейского батюшку не только с настоятелем Чудова монастыря в Кремле, епископом Арсением, но и с великими светильниками Оптиной пустыни, прежде всего со скитоначальником отцом Феодосием и отцом Анатолием младшим (Зерцаловым), с которыми отец Алексей был знаком лично и о которых отзывался словами: “Мы с ним одного духа”. Отец Анатолий москвичей всегда посылал к отцу Алексею, а отец Нектарий однажды сказал кому-то: “Зачем вы к нам ездите, у вас есть отец Алексей”. О том, что московский городской старец делал одно общее дело со старцами монастырскими, свидетельствуют воспоминания Серафимы Ильиничны Стежинской, духовной дочери старца Варсонофия Оптинского. После смерти своего старца эта женщина тяжело переживала свое духовное сиротство. Об отце Алексее она ничего не знала. Однажды вечером, уже к концу всенощной, она зашла в храм Николы в Кленниках, встала перед Феодоровским образом Божией Матери и стала горячо молиться, чтобы Матерь Божия послала ей духовного отца и наставника. Служба кончилась, а она все стоит и не отводит взора от лика Царицы Небесной. Вдруг из-за Феодоровской иконы Богоматери появился отец Алексей, подошел к С. И. и, радостно благословляя ее, произнес: “Не скорби, завтра приходи ко мне на дом, будешь у меня жить, а я буду твоим духовным отцом”. С. И. приняла эти неожиданные слова как ответ на свою молитву и с тех пор поселилась у батюшки и служила ему до самой его кончины .
Гроза, разразившаяся в 1917 году, пробудила от духовной спячки все слои общества, народ пошел в храмы. Маленький храм в центре Москвы, где служил известный батюшка, все больше и больше принимал теперь под свой молитвенный покров людей, потерявших имущество, обеспеченность и почву под ногами, отчаявшихся, погрязших в грехах, забывших Бога. Они встречали здесь сердечную приветливость, сострадание и любовь, получали поддержку, входили в соприкосновение с Божественным светом, радостью и миром Христовым. В их души вселялась надежда на милость Божию . И не только отчаявшиеся шли сюда, но также и люди духовно развитые, ищущие старческого руководства. После закрытия Кремля настоятель Чудова монастыря владыка Арсений Жадановский благословил своих духовных чад, “чудовских сирот”, окормляться у отца Алексея и влиться в маросейскую общину. В эти годы причт храма святителя Николая в Кленниках пополнился молодыми ревностными священниками, среди них - отец Сергий Мечев, сын батюшки, принявший сан в 1919 году, отец Сергий Дурылин, отец Лазарь Судаков. Теперь каждый священнослужитель раз в неделю вел беседу в храме. Отец Алексей беседовал по понедельникам, разъясняя деятельный путь христианского подвига на примерах из жизни святых, а с конца 1919 года вел дополнительные беседы по средам у себя на квартире, делясь с собравшимися своим огромным личным опытом общения с паствой. Любимыми темами этих бесед были исповедь, покаяние, христианский брак, воспитание детей. Своих собратьев по алтарю батюшка неизменно предостерегал от формального отношения к человеческой душе.
Численный рост маросейской общины, пополнение ее “чудовскими сестрами” позволило отцу Алексею сделать свой приходский храм еще более похожим на “монастырь в миру”, ввести в нем уставное богослужение. Он поручил чудовским петь и читать в церкви и постепенно подвел богослужение в своем храме к монастырскому чину. О том, какое это имело значение для внутренней, духовной жизни прихода, прекрасно сказал в одной из своих проповедей сын батюшки отец Сергий:
“Мы знаем, что в наше время в значительной степени богослужение в приходских храмах искажено: одна праздничная служба, одно богослужение, похожее на другое, потому что все то, что затрудняет и не развлекает, выпускается, а взамен того вставляются совершенно не подходящие по ходу богослужения концертные песнопения, и из богослужения делается не приготовление к вечности, а к той же самой жизни, от которой должен бежать христианин, в отношении которой он должен «премирным стать»…
И вот батюшка, понимая все это, сделал то, что у многих прежде всего вызывает смущение и осуждение. Он понимал, что надо дать верующим богослужение настоящее, подлинное, не суррогат, не имитацию, богослужение вечное, заключающееся в богослужебном православном опыте. Без такого богослужения немыслимо и христианское делание. Здесь прежде всего берется не практика приходского храма или даже монастыря, а богослужение по тем книгам, по которым оно должно совершаться, и оно начинает совершаться изо дня в день, начинает совершаться и вечером и утром - при изумлении одних, смущении других и, может быть насмешках третьих, начинается подлинное приобщение к вечности через богослужение.
А затем начинается подлинная духовная жизнь, которая, казалось, не могла быть в миру. Батюшка работает над нами как духовник и как старец: он начинает работу духовного устроения, к которому стремились многие и многие русские люди и которое раньше они получали только в обстановке монастыря, и им казалось, что иначе быть не могло.
Батюшка исходил не из теории, а из жизни, из знания человеческого сердца. Он очень хорошо понимал жизнь и в своем духовном творчестве, в своем духовном созидании, которое он проявлял так неожиданно и часто не так, как бы мы хотели, - он исходил из подлинного знания человеческой души и той обстановки, в которую мы все поставлены” .
Пастырское служение отца Алексея простиралось далеко за пределы прихода святителя Николая. За советом к нему обращался святитель Тихон, Патриарх Московский, когда вставал вопрос о хиротонии кого-либо, поскольку старец знал всех. С его отзывом Святитель всегда считался, теперь же предложил взять на себя труд по объединению московского духовенства. Батюшка с любовью принял волю Патриарха и с увлечением трудился в этом деле. На собраниях, которые происходили в храме Христа Спасителя под его председательством, батюшка делился своим опытом пастырского руководства. Авторитет старца признавали многие, но не все, брожение умов распространялось и на духовенство. Религиозную молодежь, объединявшуюся в кружки для изучения Нового Завета, Батюшка предостерегал от самочинного толкования святого Евангелия и советовал делать это под руководством священника.
1920 год был особенно насыщенным по широте всесторонней деятельности отца Алексея и его сослужителей, которых было пятеро при храме, кроме диаконов. Силы батюшки уже падали, но он по-прежнему принимал народ; иногда прием посетителей заканчивался около двух часов ночи.
Осенью 1921 года в церкви святителя Григория Богослова была открыта Народная Духовная академия города Москвы, заниматься в которой мог любой желающий. Батюшка прочел здесь вступительную лекцию: “Высота пастырского служения и каким должен быть священник”, которая как бы подводила итог его собственного жизненного подвига. Старец подробно развивал мысль, что основа пастырского служения - это молитва, любовь к прихожанам, вхождение в их нужды и истовое богослужение; священник должен молиться за всех людей, вверенных ему Богом, и молитвою и любовью врачевать их немощи и болезни душевные. Занятия в Академии длились недолго и вскоре должны были прекратиться.
По праздничным дням батюшка продолжал служить. Как и прежде, каждый раз он выходил с проповедью, и его любимой темой было слово о любви. В эти дни, когда злоба, жестокость, скорбь и горе, казалось, выросли до предела, он часто плакал за проповедью. Его сердце болело за всех .
В 1922 году для Церкви наступили еще более трудные времена. Скорби и волнения приближались и к батюшке отцу Алексею, но все еще разбивались о его дух. Было запрещено поминать святителя Тихона, была разослана анкета о регистрации религиозных организаций, вышел декрет об изъятии церковных ценностей в связи с голодом в Поволжье. Дорого стоило батюшке изъятие ценностей в храме святителя Николая в Кленниках. Некоторые священники Москвы подписывали анкеты, говоря: “не можем своими руками губить свою семью”, и приходили с покаянием к отцу Алексею. А он голосом, полным любви и сострадания произносил: “Я не могу требовать от них мученичества. Бог мне этого не велел. А я… Я сам… Мое дело - другое… особое… Я - одинокий, сижу в «берлоге». Я решаю только за себя, за мной никого нет. Я подписывать не буду”. Человека, которому батюшка сказал эти слова, он просил никому их не передавать: “На меня все смотрят, чтобы поступать, как я”. И надо было видеть, с каким выражением он это произносил! Человек тот поклонился батюшке в ноги и ушел.
Глубокой осенью батюшка был вызван в ГПУ. В его отсутствие отец Сергий и все проживавшие около храма духовные дети его горячо молились за батюшку в храме. Батюшка вернулся, но прием посетителей был теперь прекращен совсем. Говорили, что отец Алексей болен и не принимает .
Наступил 1923 год. Батюшке становилось все хуже. Все, кто видел батюшку той зимой, замечали, что он был каким-то особенным, светлым, светился особо духовным, неземным, нетленным светом, с которым сочеталась такая же неземная, тихая радость. В Прощеное воскресение батюшка служил Божественную литургию, после которой, как обычно, вышел на амвон с проповедью; не сдерживая слез, он у всех просил прощения: “Недолго я еще буду с вами… Я ничего ни против кого из вас не имею, и, если обрету дерзновение, за всех вас буду молиться. Может быть, кому-либо из вас я не смог, не сумел дать того, что вы от меня ждали… меня простите… простите многогрешного”. И батюшка поклонился народу до земли .
За весь Великий пост, кроме чтения канона святого Андрея Критского, батюшка служил только один раз, в день своих именин (17 марта по ст. ст.). Когда его увели домой еле живого, дома его ждал повторный вызов в ГПУ. Долго не знали, чем дело кончится. Однако батюшка опять вернулся и рассказал: “…Они моей одышки испугались, боялись, что умру у них, потому так скоро отпустили…”. Он легко произносил эти слова, но было видно, как тяжело ему достался этот второй допрос .
Все попечение о пастве и церкви старец уже открыто передавал своему сыну, отцу Сергию. В один из последних дней мая за богослужением батюшка много плакал, он служил свою последнюю литургию, после службы всех благословлял иконочками, уходя, обернулся на алтарь, трижды перекрестился и поклонился, простился со своим храмом. В этот последний месяц своей жизни он стремился быстрее уехать в Верею, где обычно отдыхал летом. Теперь он ехал туда умирать, хотел на свободе написать свое надгробное слово. В пятницу 9/22 июня отец Алексей скончался. Весть о смерти старца пришла в Москву в субботу, и только в среду утром скромные похоронные дроги с белым гробом остановились у храма. На руках духовных детей гроб был внесен в храм при пении “Со духи праведных…”. Вечером служили две заупокойных всенощных, чтобы дать возможность помолиться всем. Всю ночь храм не закрывался. Церковные общины Москвы во главе с пастырями приходили непрерывно; пели панихиды и прощались с почившим до самого утра.
15/28 июня в десять часов началась литургия, которую совершал настоятель Данилова монастыря епископ Феодор (Поздеевский) в сослужении тридцати священников и шести диаконов. В своем завещании отец Алексей обращался к владыке Феодору с просьбой отслужить по нем литургию и чин отпевания. Владыка Феодор был тогда в тюрьме, но, выпущенный на свободу 7/20 июня, смог 15/28 исполнить желание старца.
На отпевание вышло около восьмидесяти человек духовенства. Закончилось оно в четыре часа дня. В конце было прочитано слово батюшки к его духовным детям и произнесено несколько надгробных речей. Всем дали возможность проститься. Духовные дети шли за своим старцем до самого Лазаревского кладбища.
Для встречи почившего на кладбище прибыл Святитель Тихон, за несколько часов до этого освобожденный из заключения. Первосвятитель Русской Церкви отслужил литию по усопшему; когда гроб был опущен в могилу, он первый бросил на него землю и начал благословлять народ. Полную панихиду отслужил сын батюшки отец Сергий. Со всей Москвы собрался народ на это великое духовное торжество. С одной стороны была сильная скорбь о потере незаменимого пастыря, а с другой всех охватила радость по случаю неожиданного освобождения Святейшего. И отец Алексей как бы для того умер, чтобы Церкви дарована была эта радость .
Отец Алексей при жизни часто говорил своим чадам, чтобы они приходили к нему на могилку и делились с ним своими духовными нуждами, духовными запросами и проблемами. И многие первое время шли на Лазаревское кладбище к нему на могилку. Затем когда в 1934 году тело батюшки было перенесено на Введенское (Немецкое) кладбище, стали ходить туда и до сих пор ходят на его новую могилку .
Теперь уже благодаря рассказам и книгам об отце Алексее множество людей, не знавших его могилку, просит его молитв и помощи в различных вопросах, и получают утешение от батюшки.
Святой праведный Алексий Мечёв родился в Москве 17 марта 1859 года в благочестивой семье регента кафедрального Чудовского хора Алексея Ивановича Мечёва.С рождения жизнь отца Алексия была связана с именем святителя Филарета, митрополита Московского и Коломенского (память 19 ноября). Святитель Филарет спас его отца от смерти на морозе, когда тот был ребенком. Увидев в этом Промысл Божий, святитель и далее заботился о спасенном ребенке, а потом и о его семье. Во время рождения отца Алексия (роды у его матери Александры Дмитриевны были трудными) митрополит Филарет молился вместе с Алексеем Ивановичем Мечёвым об удачном разрешении его жены от бремени и предсказал: «Родится мальчик, назови его Алексием в честь празднуемого нами сегодня святого Алексия, человека Божия».
Алексий рос в семье, где царила живая вера в Бога, любовь, добросердечное отношение к людям. Учился он в Заиконоспасском училище, затем в Московской духовной семинарии, по окончании которой мечтал поступить в университет и стать врачом. Однако его мать воспротивилась, желая видеть сына священником. Алексию было нелегко отказаться от своей мечты, но против воли горячо любимой матери он не пошел. Впоследствии Алексий Мечёв понял, что обрел истинное призвание.
По окончании семинарии Алексий служил псаломщиком в Знаменской церкви Пречистенского сорока. Здесь ему суждено было пройти тяжелое испытание. Настоятель требовал от псаломщика выполнения и таких обязанностей, которые лежали на стороже, обходился грубо, замахивался на него кочергой и даже бил. Но Алексий сносил все безропотно, не жаловался и не просил о переводе в другой храм. Впоследствии святой благодарил Господа за то, что Он дал ему пройти такую школу. Уже будучи священником, отец Алексий, услышав о смерти этого человека, пришел на отпевание, со слезами благодарности и любви провожал его до могилы, к удивлению тех, кто знал отношение к нему почившего.
Потом отец Алексий говорил, что, когда люди указывают на недостатки, которые мы сами за собой не замечаем, они помогают нам бороться со своим «яшкой». (Два у нас врага: «окаяшка» и «яшка» – батюшка называл так самолюбие, человеческое «я», тотчас заявляющее о своих правах, когда его кто волей или неволей задевает и ущемляет.) «Таких людей надо любить как благодетелей», – учил он в дальнейшем духовных детей.
18 ноября 1884 года он был рукоположен в диакона и стал служить в церкви великомученика Георгия в Лубянском проезде. Отец Алексий внешне проявлял величайшую простоту, внутренне же испытывал пламенную ревность о Господе.
В 1884 году Алексий женился на дочери псаломщика Анне Петровне Молчановой. Брак его был очень счастливым. Но Анна Петровна страдала тяжелым заболеванием сердца, и здоровье ее стало предметом постоянных забот отца Алексия. В семье родились дети: дочери Александра (1888) и Анна (1890), сыновья Алексей (1891), умерший на первом году жизни, и Сергей (1892), а также младшая дочь Ольга (1896).
19 марта 1893 года диакон Алексий Мечёв был рукоположен в священника к церкви святителя Николая в Кленниках. Хиротония состоялась в Заиконоспасском монастыре, совершил ее епископ Нестор, управляющимй Московским Новоспасским монастырем. Приход этой церкви был малочислен, поскольку поблизости находились большие известные храмы. Хотя отец Алексий готовился к пастырству в деревне, он, получив приход в столице, всецело предал себя воле Божией и стал трудиться, положив в основание молитву и духовное бодрствование.
Введя в своем храме ежедневное богослужение, святой Алексий восемь лет служил в пустой церкви, почти в одиночестве. Со временем скорбящие и обремененные горестями люди потянулись в этот храм, и от них пошла молва о его добром настоятеле.
Жизнь духовенства малых приходов того времени была материально тяжелой, бытовые условия плохими. Матушка Анна Петровна тяжело болела, у нее началась водянка, сопровождавшаяся большими отеками и мучительной одышкой. Она так страдала, что принялась упрашивать мужа, чтобы он прекратил ее вымаливать… 29 августа 1902 года, в день Усекновения главы Предтечи и Крестителя Господня Иоанна, Анна Петровна скончалась.
Отец Алексий очень горевал. Он закрывался у себя в комнате и изливал душу пред Господом. В это время в Москву приехал праведный Иоанн Кронштадтский. Его пригласила к себе домой очень близкая отцу Алексию купеческая семья, которую связывали с кронштадтским пастырем дела благотворительности. В этом доме и встретился с ним безутешный священник.На вопрос Алексия Мечёва: «Вы пришли разделить со мной мое горе?» – отец Иоанн ответил: «Не горе твое я пришел разделить, а радость: тебя посещает Господь». Впоследствии отец Алексий скажет о себе: «Господь посещает наше сердце скорбями, чтобы раскрыть нам сердца других людей». Святой Иоанн посоветовал ему: «Будь с народом, войди в чужое горе, возьми его на себя – и тогда увидишь, что твое несчастье мало, незначительно в сравнении с общим горем, и легче тебе станет».
Благодать Божия, обильно почивающая на кронштадтском пастыре, по-новому осветила жизненный путь отца Алексия. Призыв отца Иоанна он принял как возложенное на него послушание. К восприятию благодати старчества он был, несомненно, подготовлен многими годами поистине подвижнической жизни, когда всего себя отдавал молитве и служению людям. И теперь, по выражению одного из духовных чад, он «верным и несменяемым стражем стал у скорбного сердца человеческого».
Всех приходящих в храм святителя Николая в Кленниках, искавших помощи, отец Алексий встречал с сердечной приветливостью, любовью и состраданием. В души их вселялись радость и мир Христов, появлялась надежда на милость Божию, на возможность обновления души. Проявляемая батюшкой любовь вызывала у каждого ощущение, что его полюбили, пожалели, утешили больше всех. Святой Алексий был преисполнен любви. Он не знал жестокого слова «карать», а знал милостивое слово «прощать». «Путь к спасению заключается в любви к Богу и ближним», – говорил отец Алексий.
Он не налагал на своих чад бремени тяжелого послушания, ни от кого не требовал особенных подвигов. В то же время, подчеркивая необходимость хотя бы самого малого внешнего подвига, он указывал, что надо взвесить свои силы и возможности и выполнять во что бы то ни стало то, на что решился. Наделенный благодатным даром прозорливости, святой по глубокому смирению старался не показывать полноты этого дара.
Указание, как поступить в том или ином случае, батюшка высказывал только раз. Если пришедший возражал, отец Алексий устранялся от последующего разговора, не объясняя, к чему приведет неразумное поведение. Тем же, кто пришел с покаянным чувством и был преисполнен доверия, он оказывал молитвенную помощь, предстательствуя за них пред Господом и принося избавление от трудностей и бед.
В нижнем жилом этаже храма батюшка открыл церковноприходскую школу, устроил приют для сирот и неимущих, в течение 13 лет преподавал закон Божий в женской гимназии Е.В. Винклер; способствовал возрождению древнерусской иконописи, благословив на писание икон духовную дочь Марию Николаевну Соколову, впоследствии монахиню Иулианию.
Проповеди батюшки были просты, искренни, трогали сердце глубиной веры, правдивостью, пониманием жизни. Молитва святого Алексия никогда не прекращалась. Наполняя собою храм, она вселяла в присутствующих уверенность, что при всей житейской суете можно быть далеким от всего земного, иметь непрестанную молитву, чистое сердце и предстоять Богу еще здесь, на земле. Когда батюшка молился, то, по отзывам видевших его, он горел на молитве, внимал каждому слову молитвы жадно, словно боясь упустить миг духовного восторга. Старец учил, что личная молитва, беседа с Господом и обращение к Нему – это надежное и спасительное средство для укрепления в себе веры в Промысл Божий.
Отец Алексий очень чтил святыню храма – Феодоровскую икону Божией Матери (она по сей день находится в храме святителя Николая в Кленниках), служил перед ней молебны. Однажды, в преддверии событий 1917 года, во время молебна он увидел, как из очей Царицы Небесной покатились слезы. Это видели и все присутствующие.
Велико было смирение отца Алексия. Он никогда не обижался на грубости, сторонился проявления к себе знаков почтения и уважения, избегал пышных служб. «Я что? Я – убогий…» – говаривал он. Однажды, заставив духовную дочь вспомнить на исповеди, что она плохо говорила о своей родственнице и не придала этому значения, он сказал ей: «Помни, Лидия, что хуже нас с тобою во всем свете никого нет».
Истинными духовными друзьями отца Алексия были современные ему оптинские подвижники: старец иеросхимонах Анатолий (Потапов), прославленный ныне как преподобный (память 30 июля), и скитоначальник игумен Феодосий. Они изумлялись подвигу московского старца, жившего «во граде яко в пустыни». Отец Анатолий приезжавших к нему москвичей направлял к отцу Алексию. Старец Нектарий говорил: «Зачем вы ездите к нам? У вас есть отец Алексий».
Святой патриарх Тихон всегда считался с отзывом батюшки в случаях хиротонии и даже предложил ему взять на себя труд по объединению московского духовенства.
Дважды отца Алексия вызывали на собеседование в ОГПУ, запрещали принимать народ. Во второй раз его отпустили сразу, ибо увидели, что он тяжело болен.
В последних числах мая 1923 года отец Алексий уехал в Верею, где обычно отдыхал. Он предчувствовал, что уходит навсегда. Перед отъездом отслужил в своем храме последнюю литургию, попрощался с духовными детьми, уходя, простился с храмом, проливая обильные слезы.
Скончался святой Алексий 9 июня (ст. ст.) 1923 года. Гроб с его телом был доставлен в храм святителя Николая в Кленниках. До самого утра следующего дня церковные общины Москвы прощались с почившим и служили панихиды. Проводить отца Алексия в последний путь прибыл на Лазаревское кладбище святой патриарх Тихон, освобожденный в этот день из заключения. Святейший отслужил по усопшему литию, опустил гроб в могилу и первым бросил в нее горсть земли.
Через десять лет, в связи с закрытием Лазаревского кладбища, останки святого праведного Алексия и его супруги были перенесены на Лефортовское Введенское кладбище. Тело батюшки было нетленным.
Отец Алексий Мечёв причислен к лику святых Русской Православной Церкви. Канонизация его совершилась на Божественной литургии в храме Христа Спасителя 20 августа 2000 года.
В 2001 году, на праздник Всех святых, в земле Российской просиявших, совершилось обретение мощей святого Алексия. Когда стала видна крышка гроба, в воздухе разлилось дивное благоухание, напоминавшее аромат святого мира.
В настоящее время мощи святого праведного Алексия Мечёва находятся в московском храме святителя Николая в Кленниках.
Имеется множество свидетельств благодатной помощи в различных нуждах по молитвам к старцу. Много таких случаев было отмечено при восстановлении храма, где служил святой. На опыте известно, что когда в скорби обращаются к нему: «Батюшка отец Алексий, помоги!», помощь приходит очень скоро, ибо святой праведный Алексий стяжал от Господа великую благодать молиться за тех, кто к нему обращается.
Составитель - иеромонах Макарий Симонопетрский,
адаптированный русский перевод - издательство Сретенского монастыря
